Да, я его мучил, войдя во вкус,
Но не пугал не судом, не милицией.
И он мне сознался, что предал «Курск»
И взял на себя все взрывы в столице.
И я его яйца швырнул под дверь,
И кошка съела худые яйца.
А сразу в газетах: «Садюга! Зверь! -
И все признания не считаются!»
И после узнал я из новостей,
Что тот преступник, что мной изранен,
Велел распять меня на кресте,
И завтра меня отвезут в Израиль.
Но не успела взойти заря,
Ко мне притопали пионеры
С котами и кошками, благодаря,
И заверяя, что всё не зря,
Что жизнь моя будет для них примером.
Потом крестились и падали ниц.
Я вышел на улицу, а из окошек:
«Осанна!» - Кричали, – «А хватит яиц, -
Мелькнуло, - для всех их голодных кошек?
Очнулся, – а жопы на голове
Жужжали пожарным и угрожали,
И возражали, что дым в Москве,
И ржали, что булки подорожали.
А тот, - которого я терзал, -
(Ну, что там яйца – какой-то мизер!) -
А он, представьте, их показал
На всю страну во весь телевизор.
Народ стоял за него горой,
А что, скажите, в стране меняется?
Но я-то знаю, придёт герой,
Который отрежет ему эти яйца…