По орловскому, зимнему тракту в санях я ехал домой.
Солнце клонилось к закату, на козлах ямщик молодой.
Он песню свою заунывно, под звон колокольчиков, пел.
Позади Воронеж и Ливны, впереди лесок засинел.
Мы ехали по захолустью, вдоль берёзового леска.
Я спросил: «Отчего же ты грустен, отчего в твоей песне тоска»?
Ямщик обернулся неспешно и вовсе потом замолчал.
Ветерок порошею снежной оседал на широких плечах.
«Прости за вопрос меня, братец. Я обидеть тебя не хотел».
И вновь грустную, как Христа ради, ямщик свою песню запел.
Так ехали мы ещё долго, но тут станции свет замерцал.
«Слава Богу, не встретились волки»- улыбнувшись, парень сказал.
Навстречу вышел смотритель, взял наших коней под уздцы:
« Идите в тепло, проходите, как доехали, молодцы» ?
В горнице было чисто, стол, печка, в углу кровать.
Неплохо бы партию виста, да не с кем было играть.
Вскоре смотрителя дочка накрыла скатертью стол:
Щи, водка, телячьи почки, душевный пошёл разговор.
Ямщик мой переменился , как выпил и закусил.
Поев, он перекрестился , за пищу поблагодарил.
Я сел на скамью, у окошка, достал походный кисет.
У ног замурлыкала кошка, от свечки идёт тусклый свет.
Ямщика звали просто, Ваней, это имя нередко у нас.
Дым трубки вился между нами, он начал свой грустный рассказ.
Он родился в далёком уезде, у реки стоял его дом,
На открытом и вольном месте, всей семьёй они жили в нём.
А семья была очень большая, пять братьев, и две сестры.
Жили весело , не унывая, сами сыты, рубахи пестры.
А потом забрали двух братьев, рекрутский был набор.
С тех пор мать в сереньких платьях заставляла ходить сестёр.
И сама плат чёрный повяжет, всё скучала по сыновьям.
Отец считал это блажью, хотя тоже скучал по ним сам.
Время шло, и родители Ваню решили под осень женить.
Невесту сыскали сами, мол с лица-то воды не пить.
Она не была красива, но была в ней своя краса.
Глаза голубые, на диво и русая, в пояс коса.
Полюбил всей душой её Ваня и о свадьбе скорой мечтал.
Называл её ласково, Маня, и нежно в сенях целовал.
И она его полюбила всем добрым сердцем своим.
Называла его, мой милый, любовалась украдкой им.
А как отгуляли свадьбу, братья избу срубить помогли.
И полоску, что за усадьбой, им под рожь и овёс отвели.
Молодые стали жить дружно, не ссорились никогда.
Были небом друг другу сужены Ваня с Манею навсегда.
Но однажды из Петербурга к господам приехал их сын.
Щуплый, с усиками, в тужурке, а звали его Константин.
Он часто ходил на охоту, в дальний, господский лес.
И бродил там возле болота с берданкою наперевес.
До него было дела мало нашему Ване тогда.
Только в дом беда постучала, постучала в их дом беда.
Утром отца на покосе ужалила в ногу змея.
Его привезли на повозке, плакала вся семья.
Пришлось отправиться Мане за доктором, в барский дом.
Он был нанят , но с господами ел за одним столом.
Доктор тотчас приехал, так барин ему приказал.
Но было уже не к спеху, отец Богу душу отдал.
На третий день хоронили, гроб отвезли на погост.
Вздыхали все у могилы, вспоминая злосчастный покос.
Цветами покрыта могила,нарвала их маманя в саду.
Да видно, Маняша сходила, в барский дом на беду.
Потому что столичный барин положил на Маняшу глаз.
А то что замужем, в паре, видно, было ему не указ.
Он ходил вокруг Мани кругами, даже звал прогуляться в лес.
Но не трогал её руками, и обниматься не лез.
То ли он мужа боялся, понимал , Ваня может убить..
Но он больше словами пытался, Маню на грех соблазнить.
А Маня мужа любила, ей казался барин смешным.
Но в лес она не ходила, боялась встретиться с ним.
Да только однажды позвали её, мыть полы, в барский дом.
И там настрого ей приказали, пойти в лес за мятным листом.
Делать нечего утром рано, Маняша пошла в дальний лес.
С мешочком для мяты тканным, на шее нательный крест.
За ней следом отправился барин, он издали видел её.
На лошадке резвой, чубарой, на плече для охоты ружьё.
Как солнце земли коснулось, барский сын вернулся домой.
А Маняша домой не вернулась, осталась в чаще лесной.
Её всей семьёю искали, обошли лес вдоль и вокруг.
А барина только видали, он умчался к себе в Петербург.
Нет у жёнушки даже могилы, горек жизни её конец.
Они очень друг друга любили, и теперь вот Ваня вдовец.
А потом Ваня в город подался, не мог один дома жить.
На тракт ямщиком нанялся, подать-то надо платить.
Жениться снова не хочет, уж больно Маню любил,
И тоска изнутри его точит, так сильно, что нету сил.
Тут ямщик свой рассказ закончил, слёзы утёр рукой.
Мне жаль его стало очень, как судьба жестока порой.
Печка топилась жарко, с дороги хотелось спать.
Я поднёс Ване водки чарку, ночь настала, пора почивать.
Чуть свет, мы поехали дальше. Я спешил, добраться домой.
Мой ямщик только кнутиком машет, и пошла верста за верстой.
Снова песню свою заунывно, он под звон колокольцев запел.
Скучно в поле дорогою длинной, и пейзаж вокруг чёрно-бел.
Иногда вдруг позёмка взметнётся, и станет небо темней.
А то вдруг покажется солнце, от него на душе веселей.
Эх дороги, пути- дороги, как бы знать, что готовит нам жизнь.
Все мы грешные ходим под Богом.…кони скачут, только держись.