Молодой поводырь, еще мальчик,
Рядом с ним - седовласый старик,
Он играет на дряхлой шарманке,
На плече обезьянка сидит.
Старец слеп, в полотняной рубахе,
Она вся состоит из заплат,
В нем есть удаль лихая во взмахе
И какой-то упрямый азарт.
Мальчик тощ и лицо его бледно,
В руке шапка: « Авось кто подаст»,
А другой старика крепко держит,
Чтоб не смог ненароком упасть.
Гонит их нищета по дороге,
Голод коршуном в небе кружит,
Хорошо, что еще могут руки,
Только голос от боли дрожит.
Им бы хлеба немного искушать,
Да погреться от ветра чуть-чуть,
А мальцу, небылицы послушать,
А потом и опять в дальний путь.
Так идут, по безлюдным лощинам
И их души не ведают страх,
Засыпают в полях, под овином,
На пригорках, в заросших лесах.
В селах и деревнях не разжиться,
Обветшалые избы кругом,
Хвори, боль, нищета там ютиться,
Город – благостным служит нутром.
И идут туда толпами люди,
За товаром, за пищей и так:
Залить горе вином из сосуда,
Заработать несчастный пятак.
Не всегда город милости дарит,
В нем бывает ведь всякий народ,
Иногда лихим матом ошпарит,
Заработанный грош отберет.
Им доколе страдать, унижаться?
Им доколе терпеть барский строй?
Нужно им на борьбу подниматься
За быт новый и новый устой.
А пока дни бегут и недели
И живет, всяк, как может народ,
Иной в лучшую участь не верит,
Потому терпит голод и гнет.
Ну, а коле мужик побогаче,
Всяк себе подстилает тулуп,
Хвалится он своею удачей,
Наплевать, как другие живут.
Ждать уже им недолго осталось,
Придет скоро семнадцатый год,
Пройдет боль и хандра и усталость,
Заживет по-иному народ.
Ведь не станет голодных и нищих
И разруха, болезни уйдут,
И своим ярким светом лучистым
Заря новую эру зажжет.