---
Мы похожи
легкой дрожью пальцев
и жестом губ " молчать " .
Она гуляет по мокрым листьям ;
она глядит небрежно по сторонам ;
она серьезной миной прелестна ,
и она есть задумчивая она .
Она , оставляя след ,
ступает осторожно ;
она , бросая взгляд ,
смотрит будто мимо
моей огорошенной рожи
с серьезной миной .
Она , цепляя ветку ,
смотрит в воду ;
она , спрятав под шапку
челку от ветра ,
считает на кончик
указательного пальца
прибитые к берегу листья ...
Она ко мне обернется ;
она есть догадавшаяся она .
---
Мой корабль в долгом плавании
по вечным-вечным водам ,
от вечных стран к вечным странам .
Экипаж ко всему готовый ,
из таких же , как я ,
из тех , кому уж нечего терять .
Пилигриммы направляют к своим Богам ,
мудрецы открывают нам вечный хлам ,
а красавицы
незателиво также просят рассказать ,
чего же мы ищем ,
скитаясь по вечным-вечным водам ,
странствуя по вечным-вечным странам ,
и в чем причина ,
что наш корабль
похож на неправду ...
Корабль мой пройдет сквозь шторм
и будет ждать , ле`чась , уверен и бодр ,
пока мы будем прогуливать время по берегу ,
по зеленой иль желтой земле ,
какой-нибудь вечной страны .
Краснеющие нищие суют нам в руки
почерневшие свои монетки ;
богачи предлагают всю свою брень ,
весь свой блеск , рушат свою скупость ,
ба`грят впридачу лучших красавиц ...
а красавицы
незатейливо также просят рассказать
чего же мы ищем ,
скитаясь по вечным-вечным водам ,
странствуя по вечным-вечным странам
и в чем причина ,
что наш корабль
похож на неправду ...
Мы по-светски отвернемся ,
и драматично зашагаем к кораблю ,
а , слюнявя нёбо , я
нервозно так через плечо заикаясь
каждый раз говорю :
" мы не знаем "
---
Искал , и лишь угадывал , небо ,
забившись от ливня под дерево .
И серый мир механизмов ,
и гневное скопище варваров -
всё тонет одинаково кисло ,
громко и слепо , - по-старому .
Небу друзья одни шаманы ,
жертвы , безвинные , одаренные правом , -
в хрусталях их глаз есть зарево .
Их мало . Они говорят за словом "там" .
Звучит как "счастье" ;
звук потных тел развязанных ;
звук горького треска костра ;
звук освобождения плясочного ...
Небу , в общем , по-хрен .
Небо одно . Оно не спешит переполниться .
И если для него есть поле ,
то никогда уж для боя .
И весь раздор людской -
разуме`ющееся мыслеварением говно .
И даже убаюкивающие сказки
про багровую ваджру , что в масле ,
серебрянную россыпь , что в осень ,
и потерянную плоть , что в бражке ,
бесполезно небушку пороть :
небо не чтит мазохизма
и потому вот , да , открывается
только проваренным эгоистам ,
что вкушают варианты под небом одним ,
а небо , в общем , каравайистое ,
солоноватое в глазах моих .
---
Оставь в покое
картонный домик -
картонные люди устали .
Посмотри , ребенок , вспомни :
вот он , демон твой , живой ,
а ты - живая очень .
Он пришел помочь .
Живые скучают ,
и демон тебе обещает ,
что от тебя
ни один ускользающий
от секундной стрелочки
не устанет .
Этот мертвый мир забавно
за спиной стоит и плачет ,
бумажными плечами
в страхе от мая загораживая
твои горящие очи .
Мертвый мир зашил и связал ,
но ты же оказалась
захваченной другим , -
совсем другое чувство заставляет
бросать на картон
индийский чай ,
опускаются на картон
лепестки горячих роз ,
у картонных людей
счастливые лица и позы .
Ты гениальная дочь , ребенок ;
ты та , которую мне
родить не сможет ни одна -
ты просто есть у меня .
Не верят , глупцы . И не поверят .
Глупцы ведь вовсе не верят
в то , что нельзя потрогать ,
в то , что нельзя измерить ...
Но и это нам не важно .
Не обернись .
Пусть мертвый мир останется
так ...
Надо вперед , бесстрашно ,
с радостным визгом ,
бешено .
Ведь ты сумела сохраниться
живой , ребенок ,
неохватным сердечным жжением ,
мое ты беззащитное ,
мое воображение ,
мой пластичный крик в стол
лузера стяжатель-ских схем мира .
---
Я абстактен .
Принесу подсахаренное сердце свое ,
похожее на платье
висельника ,
положу на тарелку
и раздавлю , -
тарелка разобьется
на фарфоровое счастье .
Я абстрактен .
Как интересы людей ко мне ,
как то , как видят они меня
так близко с чувственно долгим
спазмом экстаза
желанной и голой .
На фоне заляпанной живописи
болячек человека в кишках природы
видят меня
и слышат примеси
испражнений плавящегося тела ,
когда смирился розовым , но спелым
с антителами против уныния -
они развлекают позволением
промычать или прорычать .
Я абстрактен .
Как вечный предсмертный хрип
чистого разума . Не процитируют
отсюда и запятую - она рисует
мое ин-фракно сультно инертное будущее .
У меня кончает гордость .
Внимал же множество умностей
и открытия замороченных чувств ,
но делал по-своему , с топорностью
плотника , и зарделся знаком "проклятость муз"
Гермафродит желает плакать ;
видит серые дни , серых людей
и запертое в замочной скважине платье .
Он такой же абстрактен .
Часы лежат вблизи` ,
но время , время в резиновой
тромбовой сли`зи ржавеет .
Волосы сбрей ; голову ближе к стене ;
на расстрел ;
встают на колени , называют
чутким практиком ...
Смешно , что что-то пел ;
ха! как ни крути - абстрактен .
---
Считай испачканную ложу
под пасмурным небом
моей гастонеркой .
Сажусь на краешек прошлого ,
гляжу на тревогу
босых туч .
Проснулся от холода ,
скрюченный псиным голодом ,
а вокруг безлистый сад .
И мучает шов
мозговой задыхающеся-жабристый
мутная неясная сакура .
Крупная женщина
целовала царапины ,
мягкие руки гуляли по ранам ,
исчезали нервы ,
ушедшие отмерзали ...
я засыпал , забывался .
Куда же ушла ?
и только на веточке
сухого дерева яркий платок .
Земля капризно не пьет
плохо распределенную
синоптиками
воду
и вода струится
вверх по коленям .
Я не отпускал растерянных
жестов , но мой доктор
настолько божественна ,
что притворилась мечтой
с испачканной щиколоткой
и беспечным духом ...
всю ночь иссушающе тлеть ,
ласкать языком соски ,
целовать изгибы шеи ,
рисовать влюбленность
на капельках пота спины ,
а утром так преданно зализывать
угольки .
---
Отгорело .
Шрамы неба прикрывают тело
призрачное твое ;
мы , наверно , будем вдвоем
ратоптанным мелом ,
разнесенным в лучи следов ;
в пучине бетона невротик
нас рисовал в иероглифе " равно
приблизительно " .
В свитере моем заботливом
с разбежавшимися стежками
ты говорила , что в горле ком
будет лопаться , если , вспоминая
неоднозначные закривушки жизни ,
промелькну в них я , улыбаясь ...
Мне захотелось предложить в призме
балующихся мыслей крайность ,
что могу я сейчас выстелить гадость ,
нагрубить , задеть сарказмом ,
чтобы не так хорошо вспоминалось
мое полулицо-полумаска ...
Ты говорила : " любишь? жутко ? "
а мне хотелось провалиться ,
треснуть по швам , и в полушутке :
" я тебя целую чтобы не спиться " ;
и в полушутке : " вот объясни мне ,
зачем подсчитывать карты
непробиваемым обелиском , если в приципе
есть всего лишь игра , и притом не на` кон ."
Мне надо вспомнить чего мне надо
когда оттуда , где космос ,
слетит звезобус с представителями НаСА
к маленькому гаду обросшему -
у него у порога рта поросли мака ,
у него не душа , а стог марихуаны ;
а ему : " тебе не хватает кайфа ?
шута тебе ? мага ? батут ? ритуалов ? "
Да пошел ты нахуй ... Сказать ?
После тысяч выходок , проступков ,
выхлопов , паскудств - у меня прогресс :
наконец-то не хватает смелости ;
как ребенку , которому
слишком много слащаво лгали ;
как подмастерью ворона ,
впитавшему слишком много правды ...
---
Шарахаясь от дурмана маков ,
смешавшись с запахом клубники ,
метается по задворкам , у ограды ,
ища , дитя , костер рябины ,
не признавая понятия "рано" ,
негодная мысль ,
что оказалась эхом праздного перевода
припева дреней песни ;
она разминает в ладошке четкий след ,
щурясь - и различая движение планет ,
забыв предостерегающий гороскоп ;
она навязчива , будто фальшивый слог ,
будто огрех эротических снов :
" двух тебя нет " ...
Я пропущу во чтении безличных книг
прохладные сказки сумерек ;
вспомню смешливый блеск очей твоих ,
представя заре открытость минарета .
Иллюзия совпадений зачахнет -
я различаю только тень .
Я люблю и совсем тебя не знаю ,
кроме - двух тебя нет .
---
Мы с тобой сидели перед сценой .
А на сцене расправлялись с людьми .
И не могла ты разрешить
ни узлов закона , ни шило цели ,
ни радости народного судьи .
Пот мерцал на челке , на шее твоей ,
и на бледно-смуглой щеке , у губ ...
Народу теперь достаточно
зрелищных новостей -
не могло быть иначе ,
мой наивно добрый друг .
Ты прозрела ,
а они ослепли , были и будут слепы .
Распростерла сцена
народные чаяния для непрошенных
народных революционеров .
" Пойдем отсюда ..."
Зарылись в одышку
обыденности ,
как только вошли
в пустую гостиную ...
У сцены , после предложения уйти ,
ты так взглянула серыми
смутными глазами своими ...
прости прости прости
---
Одиноким буду
туловище-деревом ,
прямолинейным корнем-башкой ,
на раскоряченной плеши холма ,
когда
сломает мне пальцы-ветки
порыв бравадного ветра ,
зацепившись
о камни фундамента ,
заросшего крапивой .
Я здесь давно :
я видел присутствие вкуса
в зачатых в хрупком доме .
Я шептал в окно :
" не отбирайте у ребенка глину ,
или пластилин , и детство ;
сводите к источнику у плеса -
ребенку надо попить воды ,
которая похожа на друга ,
чтобы не забыть
дорогу обратно , а то я буду
скучать ..."
Засыпая в первом снеге ,
я снова
буду слушать , снова
охватит меня
полынный воздух .
Существо с высоким черепом ,
ты будешь вслушивать левое ухо
в старые сказки белого берега ,
понимать поэзию тоже ,
но после меня :
сорви любой стебелек у ног ,
вдохни засохший запах ;
твой маленький красивый рот
похож на зерно пшеницы ...
Обещай мне
даже поздней осенью
бегать по грязи` ,
по песочным шлепать потокам ,
и не думать в светлый момент
о слишком уж важных
делах и тварях Божьих .
---
Поезда проходят
по захмелевшей земле ,
орошенной
кровью и по`том
для дальнейшей жизни .
Задержалась
на пьяном стебельке
бриллиантовая капля .
Брызнет из всех существ ,
способных плакать ,
нечто далекое
от пустословия ;
истрескавшиеся длани
захотят омыться
в здешних историях ,
в отстраненно смелых ,
в противоходно добрых .
Твое однослойное желание
такое терпкое ,
твоя оболочка сердца сияет
радужно
хлопчато-бумажной жемчужиной ;
среди своих ,
на своей земле ,
даже если свои хотят тебя съесть ,
даже простуженным ,
такие родные вербы ,
так мягка трава ,
а родная , журчащая слоеными
рассказами деда вода
тебя научила
насыщаться
от провинциальной жажды
только в этом месте :
это место оросили по`том
и кровью
родные тела в непосильном шепоте
для дальнейшей жизни .
"... Гаврила прижал мох к лицу и долго молчал , вдыхая знакомый запах ..." В.Ян , " К..."
---
Держит кукла
деревянный ножик
и озирается , улыбаясь ,
на жирные ложи
в мелких вздутых по`рах ,
ждет оваций , уповая
на тонкое сочувствие
тонко бьющихся сердец , -
ну не могут же они ,
так пристально внимая ,
уцелеть
вот даже здесь ...
И вновь улыбается кукла ,
не понимает ;
в нем пышут жаром
суицидальные
наклонности ;
ему так мало
признания талантов
в ложной скромности ;
за кулисами шепчут :
" вот вам результаты
ежедневной лоботомии -
мозгов-то давно не осталось ,
так что же в нем страдает-то ...
никто не приметил зеленого змия ? "
---
Трепет для шутов
сегодня нестерпимый :
еще один готов -
изнеженный , любимый .
Плетется плач о нем
сыты`х изласканных краль :
" Сегодня вряд ли уснем ...
Ужасно жмет вуаль !.. "
И дру`ги плачут как :
" Прожил так недолго .
Не вкусил он сливок смак ...
И совсем не выполнил до`лга !.."
А распятый давит : " Пить !.. "
ужасая многих :
" Может , тебе еще и ... жить ?
о , боги , боги , боги !.. "
---
Снег скользит
и его сжирает
мокрый асфальт .
" И не проси ,
ты сама так устала ..."
А ночь на город
искусственных краль
упала ,
как серая фальш
слов ...
Проснуться и рваться
к чему-то обычному ...
Задетая полуложью красавица
идет под снегопадом ,
смуглая , в белой шапочке ,
всегда непривычная
для меня .
На нервах , но как сказать , -
наверно , по телефону ,
который надо завтра потерять , -
что , пыхтя , увезет засранца
замерзший за ночь автобус ,
лично для него - надолго .
Не жалел , не терял
существенно до сих пор ,
несерьезно обучаясь
однажды ощутить весь вздор
нечаянно сгустившихся красок
неосторожных : " ну что ты ..." -
" я - мясо ; хотел бы плавать брассом ,
хотел бы шпарить на вертел анекдоты ,
хотел бы быть душой
одинокой компании ,
хотел бы падать большой
снежинкой в слякоть ,
хотел бы быть клавиш залипанием ..."
Не знать как сказать .
Бред , взломали , кряк , перезапуск
восстановления программы ,
биты архивы ,
в ведре ядра ошибка пролога :
а то я всегда мог бы
отвесить в унциях должные слова ...
но не те , не совсем те ,
совсем не те , которых
нужно .
И в слабости одичавших дней
просыпался и рвался
к чему-то обычному ,
полусказанному , полусказочному ...
ее непривычность
лично для меня .
Ого , я сам себя червяк .
---
И в светлое время суток
не гаснут фонари ,
ведь солнце очень круто
сотворило суицид :
с утра нырнуло , будто в ванну ,
и из ванны же измарало ,
где-то в фантазиях об Амстердаме ,
извыливанием алым-алым .
И солнце бросило стыть дома` ,
и дымит деревня ,
что твой кальян
с Косте`ровой улочки Нидерланд .
Не любят мороз
холодные души ,
но на чудо понадеялся
и нашел игрушку -
себя , и вышел , и гулял , и мерз .
И захотелось пунша ,
старого доброго пунша .
Но не знал , как его готовить ,
или взять откуда ,
да и вкуса его не знал .
Сел считать количество негров
в шедевре киноамерики ;
заметил , что в фильме нету
белых , - доигрались белые .
Подошел к окну . А на нем -
накипь отрицательных температур .
Дул . Дул . Притащил стул .
А вот она , наконец , идет .
Я потеплел . Мне можно . Я в Рассее .
А идиотов одна любовь и греет .
---
- Да ,- сказал я . - Этим можно утешиться , правда ?
Э.Хэмингуэй
Могли бы жить
в окружении бабочек ;
никуда не спешить ;
лениво тушу переворачивать
и перепугать букашек -
они бы спрятались
в опаляемых травках
комунной сиесты пятницы
негоже сонного сада .
Могли бы жить
со свежеиспеченной улыбкой ,
с прочной привычкой
знать истоки истинных причин ,
чтобы грузно не разругаться
радикальной глыбкой
и не отвинтить-ся к утечке рутин
друг другу неуместно мешания
озлобленно уступкам маразма .
Могли бы жить
ложась под вечер на траву ,
почитывая Стругацких ,
или " Час Быка " , или " Повелитель мух " .
И неизбежно , у квакающей реки ,
открывали бы шепотом стихи ,
стеснительно прилгав ,
что весь этот
чарующий всхлип души
их первый и , всего лишь , хлам .
Конечно же , не первый , -
сочинитель , в простоте , в расчеты не брал
про те деньки ,
что бывали опустошенно-пресными ,
обнищало громоздко зверскими ,
в оскале лжи , по-свински потешными -
ну не могли в те дни блаженно лежать
в садах , окропленных радужными
точками ; в окружении бабочек ;
бежать по склону холма ,
не выпуская влажных рук друг друга
и утопая в синтезе радости
пойманных взглядов друг друга .
---
Небо ревело ,
небо хотело умереть .
Как в постелю
падали трелью
в белосверкогробики
бисера`
и прожигаемой копотью
мокрый мир оседал .
Беглый сосуд ,
собирающий мусор ,
голос просунул
в истекающуюся пустошь ,
но говорить тут не` о чем :
расцветают картечи ,
ветер - искалечен ...
Небо ревело ,
небо хотело умереть .
---
Желчным родничком течет история
глуповато-терпимой планеты , -
я ею вскормлен ,
и в черепе моем
гуляет , будто по Бродвею ,
беспечный ветер .
Вокруг меня ... извини , о , Йорик ,
вокруг нас
иногда просыпаются
дико гордые
тупорыло мстительные пространства ,
и над вязкой жижей жертв
трансформенная стая ворон
тревожным братством подбирает
чёрный дым пристыженной веры .
Терпят люди , вопят и любят ,
пока сочиняется история ,
и то гордятся ею , то трусят
ее невнятных страничек позора .
Вокруг меня ... извини , о , Йорик ,
вокруг нас
иногда упорно
стучит киркой копатель -
они глупы , но милы ,
как наивность братьев , -
здесь каждый фугас
лежит на мине .
Пока я не погас ,
моя аутичная планета ,
я , открою по секрету ,
для тебя припас ...
извини , о , Йорик , мы ...
еще одну терпимую веру :
Твой голос и взгляд ,
твои ощущения и челюсть твоя ,
и даже твоя лечебная плесень -
это всё - этот маленький я .
---
Сквозь стекла томного вагона
видать запыленные толпы кленов ,
картонные дачи ,
голубые полустанки ,
запруды , будто из ряски ,
и у какой-то бабули
на сотке вздыбилась
мертвая яблоня , словно каится ,
растопырив свои
нераспиленные несчастия .
Посредине вагона
безумно-бездомная женщина
невнятно , но громко , бормочет ,
и ее лохмотья кле`щами лоскутов
цепляют выходящего .
Растолкал патрульный
еще одного бесприютного ,
скрючившись жалко уснувшего
на деревянном уюте ;
и оставил нерешительный ментун
взирать его в улыбке виноватой .
Таскают коробейники
украшения из страз и пластмассы ,
газеты и мороженое ,
юлу , марионетку и кусачки .
Электропоезд стучит по мосту ,
река пускает пароходы
под его электронный шум
в свое металлично-жидкое лоно .
Вот тамбур , вот перрон ,
вот сумки , вот спешащие ...
Предъгород достает перо
и выводит лачуги и памятник .
Пешеходный мостик
огрызается на рельсы ;
по царской мостовой
жара снует , и семенит клоунессой
в город ,
жонглируя бликами
ее иссушающая рука стучит ,
притворяясь рыжим мальчиком ,
в штакеты серых заборов .
Жара выкорчевывает глаза ,
заявляя , что искоренит тень ;
я , что булыжник , не впечатлен , -
поздно впечатляться мне ;
меня по-пионерски , клятвенно
прохладный недобродивший квас
дожидается за углом .
---
У гниющих скирд
я нес
горсть масла
фитильку
раззевающей мир
веснушчатой лампы .
Я горсть берег ,
как последний патрон
фанатик чести , -
скользил в грязи
и брел .
Будто факир ,
берегущий платок ,
чтоб обеззубить
кобру ;
и говорил ладони
прозой :
" она пышна ;
и ломится стол
от вина
и яств ;
моя женушка-жена
начнет ,
довольно лыбясь ,
у лампы
мазать штукатурку
на фейс , -
а в это время ,
я верю , - успею
спокойно
вчерашний ужин
доесть ..."
---
Дворянские дуэли
остались далеко ;
там , где пели дожди
и мельница лязгала
слякотным колесом .
И выспренные чувства
в смешку ироничном ,
в шведской помаде ,
в деловитой истерике ,
в вычитанных привычках .
И евроремонт
добивает природный узор
вакуумом меж стекол ;
и евролампа
создает рабочую обстановку -
сияние рельефа обоев ,
показ четкой ровности
потолка ,
освещение предела ласк ,
а там - и цель : игра в оргазмы .
---
Осталось одно лишь чувство
острым и ярким ;
оно веселится себе грустно так ,
лимонкой в соке из трубопроводов плавает .
Не стань его в окна проеме ,
этого люто-розоватого чувства ,
я стал бы асолютно мертвым ...
этим самым ... духовно .
И вроде привязало к жизни ,
и вроде привязало к смерти ;
человека вот учили , учили ,
но ,
отдаваясь ,
он так же растерян .
Вряд ли особое впечатление
будет в пестром обстоятельстве ,
если размажет "КамАЗ"ом соседа -
не буду ни плакать , ни смеяться .
Вряд ли огорчусь ураганом ,
даже если смерч`ем утянет
с участкового фуражку
и смоет сель`ем башню " пчелайн"а ...
Осталось одно лишь чувство
ярким и острым ;
простенькое оно , будто капуста ,
и когда-нибудь , в осень ,
перережет мне вены .
"... покой , - тот самый , что становится уделом живых , навсегда оставленных теми , кого они любили больше всего ."
С.Лем , " Дневники ..."
---
Родители запахов
размешаны
жаркими картами
сумасшедшего шулера .
Искалась
любовь ;
она прекрасна ;
прекрасным благоуханьем
от ведьм
будет .
Красота чарующих
дьяволу плата -
и шулера власть ,
как у церкви в заложниках
Христос и Небо .
Он б`ыл парфюмером ,
теперь он демон
угадавший :
у любовной страсти
так же есть запах -
всего лишь запах тела .
---
Скребу на листке тетради
в клетку
слова сентября -
про "уснуть" , про "ради" ,
про "скрепку ,
зажавшую на спине меня
сутулый шрам " -
в нем тает сигнал
из омута тихого .
Вспоминаю "про шаг ,
шаг в скупые года " ,
в чудны`е года - "все , что было ,
мне было перманентно мало " ,
густые года из белых пятен -
надо громко спятить ,
чтоб рассказать о них .
Закрываю глаза ,
не беспокоясь за сон ,
ведь мыслю : если усну ,
не забуду про то ,
не забуду про то , что
"если что - свои " .
И даже за ширмами ,
на расстояниях ,
загрызаясь в игры ,
живя настроениями ,
и даже думая о ней ,
немыслимой , одной ,
моей ,
я там , внутри ,
постоянно помню ,
что ничего не сто`ю ,
без них , "кому пришлось уйти" ,
но остаются рядом .
И я буду курить ,
и я сильно напьюсь , -
если что - свои
обратно в мир протолкнут ,
они-то вот теперь вот знают
зачем
и что такое "быть" ,
вот только нельзя им
кому попало
говорить .
---
После семи с небольшими ,
подгибающимися
ногами
впереди послезавтра стоящим ,
я дурманюсь , и дышу -
маюсь нимбом барана
и апрелем пленящимся .
Впереди дебоширит , но танцует ,
добиваемая
свобода
потухающих метких сердец ;
и большие редкие поступки
народа
стучатся в коробки , и в песни :
" Держаться за смелость ,
а если
вживятся в нервы , и в кровь ,
и сжалиться посмеют ,
смесью
высоких терний укроют -
стать сущностью-камнем ,
и вконец
в чертоги ада их калекие идейки ,
вместе с носителями -
босая , рвущая , добежавшая -
полезла
черной стихией ,
вечным дитя -- вера в людей ... "
---
Через всё то ,
что я повидал ,
идут потешные
болезненные слова ,
полезшие
из-под умудренной плеши
сентиментального беса
в мою первую
перезачаточно
осознанную сре`ду .
Затем его слова
вертели стрелку ,
чтоб разжевывая хлебать
затравленные сдвиги
в чужих пониманиях ,
блики страданий
из-за недосказания кипы пик ...
его слова оставались
перемычкой ,
чтоб и дальше класть и класть
об мертвечину кирпичиками
срезанные кусы пере-живаний ,
а в окно ,
будто в микроском ,
отслеживать
такое странное добро .
" Убей , но не подавишь ..."
помню , подсказывали
бесноватые слова
отвечать ,
и вновь вставать ,
споткнувшись об трупы -
кривые , стеклянные ,
пласт-массовые -
и брести на вертикаль ножа :
круговую чашку
отбирать у вождя-пеленателя
глазниц наивных битых душ , -
и затрудненно верить ,
будто ли свихнувшись ,
что вновь , за кем-то ,
подберу
следующую ненужную
возможность
чувства в чан сковать -
в единую жажду
не-театрального тепла ,
но уже вопреки
словам вендетного беса :
" любовь - иллюзия ,
фокус трусливого сердца ,
нету ее , болван ты , нету :
придумали как отмазку ,
как оправдание ;
всучили в виде смысла , смазки
для каждого праздника ;
раздули пузырем -
вот она и лопается ,
и что за гулкий механизм
день за днем -
теперь уже как бизнес -
убеждает , преподносит новостью ,
что конфетка это ,
а не гадость-то ... "
---
Деньги , плоть , и движения ,
иголки ноября на нем , и удача :
музыка закручивается на шею ,
лжет , ее звон и блеск все богаче .
Не иначе , как беспокоится .
Вчера он мог задохнуться ,
ибо алчен к шалости отдачи , и не одинок .
Потемки поперхнулись в шутке :
брали бритву , вставали стеной , жалили ,
выгоняли его , а он мешался .
Ночь , посланница непорожняя ,
плевала шутихи в мумии мира ,
и бросала легенды , как дрожжи .
Пьянели уста и - наше насилие :
шатались и плыли , шатались ...
Тьма , но все под небесами ,
под самым нашим скромным небом ;
поменяемся заполненными местами ,
но самым нашим сонным снегом
занесет нас всех .
Осадок резких стертых снов
роняет пепел длинных слов .
А он , не забывая их , чудачит :
плюнь на все - не изменишь ,
не переиначишь ...
и так же будешь покупать
еду , страсть , место и друзей ;
перемещаться , что-то знать ,
недоигранное играть во сне
под ванильными небесами .
" Теперь , вспоминая весь эпизод , я начинаю сомневаться : в самом ли деле мой приятель был таким беспросветным тупицей , каким казался ? А что , если ... Да нет , не может быть ! Ведь его лицо изучало поистине младенческое простодушие ! "
Джером К. Джером , " Трое ..."