Нельзя быть Пол Потом только наполовину ... "
Из несказанного братьями Стругацкими
От красного кхмера и смерть красна ... "
Из несказанного Пол Потом
С идеологией, как с крабовым соусом, можно съесть все, даже человека ... "
Из несказанного Пол Потом
В марксистко- ленинской политике нет ничего невозможного ... "
Из несказанного Пол Потом
Мотыга - рождает власть ... "
Из несказанного Пол Потом
Проклятие Создателя закончится в пол поте лица своего ... "
Из несказанного Каином
Пол Поты на полпути не останавливаются ... "
Из несказанного Ханной Арендт
Человеческая цивилизация появилась с первым городом; с последним она и иcчезнет ... "
Из несказанного Пол Потом
Не в деньгах счастье ... "
Из несказанного Пол Потом
Большевики - это с Лениным в башке и с наганом в руке. Мне же хватило Маркса и мотыги ... "
Из несказанного Пол Потом
Раскрестьянивание или окрестьянивание ? Это - что в лоб мотыгой, что по лбу ... "
Из несказанного Пол Потом
Никто не смог так эффективно стереть границу между городом и деревней, как товарищ Пол Пот ... "
Из несказанного Никитой Хрущевым
Для того, чтобы эффективно стереть границу между городом и деревней, надо стереть с лица земли и то и другое ... "
Из несказанного Пол Потом
И раскрестьянивание и окрестьянивание - это, прежде всего, расчеловечивание ... "
Из несказанного Михаилом Шолоховым
Несказаницы.Что это? http://www.stihi.ru/2017/04/20/9716
Notes:
___________
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Пол Пот (наст. Салот Сар, кхмер. 1925 — 15 апреля 1998) — камбоджийский политический и государственный деятель, Генеральный секретарь Коммунистической партии Кампучии (1963—1979), премьер-министр Кампучии (1976—1979).
Псевдоним «Пол Пот» является сокращением от французского «politique potentielle» —«политика возможного»[7][8]. К псевдониму «Пол» Салот Сар начал прибегать ещё в 1950-е годы, псевдоним «Пол Пот» он начал использовать в 1976 году.
***
Пот-потрошитель
------------------
Статья | 17. апреля 2000 - 0:00 | Автор: Эрлихман Вадим
Пол Пот тихо скончался 15 апреля 1998 года. Жена перед сном пришла натянуть над его кроватью сетку от москитов и увидела, что он уже окоченел. На другой день его сожгли и по буддийскому обряду развеяли пепел, но перед этим сняли труп на видео и передали пленку западным журналистам: слухи о его смерти возникали неоднократно, и всегда им предпочитали верить. В хорошее вообще легко верится.
Скоро весь мир увидел на телеэкранах тело усохшего старика -- одного из самых страшных тиранов ХХ века. Во второй половине столетия никому не удавалось ужаснуть мир так, как ему. Для дискредитации коммунистической идеи в сознании современного человечества он сделал, пожалуй, больше, чем Сталин. Сталина оправдывало "величие замысла", масштаб созидаемой империи, победа сорок пятого ...
То, что делал Пол Пот, было чистым, самоцельным, беспримесным зверством -- коммунизмом в его истинном виде. Его жизнь была сплошной загадкой. Вечно одетый в черное, он и сам был в глазах ужаснувшегося мира черной дырой, воронкой, затянувшей миллионы жителей его страны Камбоджи, которую он после прихода к власти зачем-то велел называть Кампучией. Тогда же он сменил и собственное имя на партизанскую кличку Пол Пот.
До 1975 года его звали иначе, и никто в мире не слышал о нем. На виду были совсем другие люди. Прежде всего улыбчивый принц Сианук, любитель женщин и спортивных автомобилей, изобретатель "буддийского социализма". От зигзагов политики Сианука давно болела голова у западных дипломатов. Изгнав французских колонизаторов с помощью коммунистов, он тут же помирился с Парижем и рассадил вчерашних союзников по тюрьмам. Потом начал заигрывать с Москвой и пустил в страну вьетнамских партизан, которые через нейтральную Камбоджу пробирались в тыл американцам. Вашингтон, оплатив переворот, поставил у власти генерала Лон Нола -- тогда Сианук в союзе с коммунистами поднял восстание.
Монах-плотник
Многолетняя война тяжким грузом легла на плечи маленьких улыбчивых кхмеров. Те, кто был побогаче и похитрее, бежали в города, поближе к щедрой американской помощи.
Сонный Пномпень вырос в город с трехмиллионным населением, где процветала ночная жизнь. Западные туристы осваивали секс-туры в Камбоджу: тамошние женщины были красивы и готовы на все буквально за чашку риса. В роскошном Пномпене, как и в большинстве неоновых и шумных юго-восточных столиц, царил голод. Все новые и новые толпы беженцев приходили в столицу из районов, занятых коммунистами, и приносили с собой странные слухи.
Коммунистическая партия в Камбодже возникла еще в 1930 году. Состояли в ней несколько студентов, которые набрались новых идей во Франции. Среди них был и Салот Сар, родившийся 19 мая 1925 года в крестьянской семье. До 1949 года, когда он уехал в Париж изучать радиоэлектронику, будущий Пол Пот, подобно семинаристу Джугашвили, успел побывать буддийским монахом, потом стал учеником плотника, а также (по его утверждениям) боролся против французских колонизаторов.
В холодном Париже студенты-кхмеры тосковали по солнцу и национальным блюдам -- крабовому соусу и рагу из ящериц. Главным развлечением были мечты о революции. В общежитии на улице Генриха Четвертого собрались все будущие вожди "Демократической Кампучии" -- Кхиеу Самфан, Иенг Сари, Ху Ним, Сон Сен. Идейная близость была скреплена родством: две сестры Кхиеу Самфана стали женами Пол Пота и Иенг Сари. Тон в группе задавали студенты постарше. Цитируя Мао и Троцкого, они утверждали, что социализм можно построить, опираясь лишь на собственные силы.
Пол Пот молча сидел в углу и внимательно слушал. Позже он заявлял: "Города -- порождение дьявола. В них сосредоточены деньги и торговля, которые развращают людей. Поэтому мы должны уничтожить города. Обработка земли, выращивание риса научат людей истинным ценностям". Эта безумная программа начала претворяться в жизнь, когда учителя давно уже лежали в земле, став жертвами "чисток".
"Он не убивал, только смотрел"
В 1953 году молодые революционеры, полные грандиозных планов, вернулись в Пномпень. Пол Пот для отвода глаз устроился учителем в частную школу, но все его время заполняла борьба. К его огорчению, сражаться пришлось не с "фашистским" режимом Сианука, а с местными коммунистами, которые, мягко говоря, не одобряли чересчур смелых планов "парижан". При помощи интриг и демагогии Пол Пот смог стать секретарем столичного горкома, а вскоре лидер партии Тусамут был задушен на одной из явочных квартир. Пол Пот в это время стоял рядом -- сам он, как многие диктаторы, никого не убивал, но любил наблюдать казни.
Однако даже убийство главного конкурента не помогло Пол Поту, начисто лишенному личной харизмы, подмять под себя партию. Тогда он сделал ход конем. Объявив своих товарищей оппортунистами (любимый ярлык всех интриганов, рвущихся к власти), он с верным Иенг Сари ушел в джунгли поднимать народ на восстание.
Народ поднимался неохотно, и целых десять лет от упрямца не было никаких вестей. В 1965 году он посетил Китай и был потрясен размахом "культурной революции". Вот как надо действовать, понял он. Только еще решительнее. Китайцы не нашли в себе сил уничтожить главное зло -- города, а он сделает это. Он покажет всему миру, как построить коммунизм в рекордно короткий срок!
Невидимки в блиндажах
Когда с неба посыпались американские бомбы, армия Пол Пота стала расти как на дрожжах. В нее стекались крестьяне, ненавидевшие жителей Пномпеня, считавшие всех горожан дармоедами. Партизаны называли себя "кхмаэ крохом" -- "красные кхмеры"; они носили сандалии из автомобильных шин, ели обезьянье мясо (благо обезьян в избытке), лечились исключительно травами. Это было необычное войско: его ядро составляли мальчишки лет четырнадцати, фанатично преданные партии, которую называли "анка леу" -- "верхние люди". Вожди незримой партии, в том числе Пол Пот, передвигались только по ночам и жили в подземных блиндажах, где всегда было темно. Они берегли свою власть -- представители Сианука в "освобожденных районах" просто исчезали.
Постепенно исчезли и старые коммунисты, несогласные с Пол Потом. Четверть века назад, 17 апреля 1975 года, генерал Лон Нол бежал, и 30-тысячная армия "красных кхмеров" вошла в Пномпень. Поколение нынешних тридцатилетних хорошо помнит ликование, воцарившееся в советской прессе. Еще одним красным пятнышком на карте стало больше! Камбоджа освобождена от марионеточного режима! (Тогда все проамериканские режимы назывались марионеточными.) Знали бы советские партийные бонзы, какую власть они приветствуют и какая полная и окончательная компрометация ждет идею равенства и братства...
Кампучийская ночь
На три года и девять месяцев над Камбоджей опустилась ночь. Первым делом полпотовцы взорвали национальный банк, и по улицам разлетелись пачки купюр. Так был радикально решен вопрос об отмене денег. Собирать их было некому -- миллионы жителей Пномпеня под дулами автоматов изгонялись вон из столицы. Из окна французского посольства дипломаты наблюдали, как солдаты в черном отрывали детей от родителей, беспощадно убивали офицеров, чиновников и всех людей в очках. Инвалидов, не способных идти, обливали бензином и поджигали. Пномпень стал городом-призраком: находиться там запрещалось под страхом смерти. Только на окраине уцелел квартал, где поселились вожди "красных кхмеров". Рядом находился "объект С-21" -- бывший лицей Туолсленг, куда привозили тысячи подлинных и мнимых врагов режима. После жутких пыток их скармливали крокодилам или сжигали на железных решетках.
Изгнанных горожан разделили на "ячейки" по 10--15 человек и заставили по 12 часов в день работать на рисовых полях. За невыполнение нормы, за протест, за чтение книг наказание было одно -- смерть. Чтобы не тратить пуль, "красные кхмеры" забивали своих жертв палками и мотыгами. Крестьянам жилось легче, но и они тысячами умирали от болезней, поскольку лекарства были запрещены. Жена Иенг Сари, ставшая министром образования и культуры, заявила: "Болеет только буржуазия. Народ всегда здоров, и ему не нужны реакционные науки".
В 1976 году полпотовцы посадили Сианука под арест и поделили власть между собой. Пол Пот стал премьер-министром "Демократической Кампучии", Кхиеу Самфан -- президентом, Иенг Сари -- министром иностранных дел. Все это было рассчитано на иностранцев. На самом деле вожди занимали равное положение, носили одинаковую одежду, жили в одинаковых домах. Они даже звали друг друга не по имени, а по номерам, словно заключенные: "товарищ Один", "товарищ Два".
Никогда еще коммунистическая утопия, точнее, антиутопия не сбывалась с такой чудовищной точностью. Даже в СССР не могли полностью замолчать злодеяния Пол Пота -- хотя, пока его режим не был свергнут, о подлинном масштабе убийств и об изощренности пыток не знали даже на Западе. Созданное "красными кхмерами" общество довело тиранию до абсурдного совершенства, которое и не снилось Оруэллу, Замятину, да и Солженицыну, пожалуй. Азиатский менталитет оказался еще более восприимчив к диктатуре, чем русский.
Но, конечно, и самый недалекий крестьянин ужаснулся бы творившемуся -- вот почему главную ставку Пол Пот сделал на молодежь. Надсмотрщиками на кампучийских плантациях работали подростки двенадцати-тринадцати лет. Когда режим пал, непонятно было, что с ними делать: по всем нормам международного права они не подлежали ответственности. А ведь на совести каждого -- хотя какая там совесть, они с наслаждением описывали свои подвиги! -- было по полсотни, а то и по сотне трупов! Одних провинившихся закапывали в землю по плечи и забивали мотыгами по голове. Другим выпускали внутренности (Алесь Адамович в повести "Каратели" приводит монолог одного малолетнего палача, любимым развлечением которого было вспороть жертве живот и медленно переступать по нему ногами, выдавливая кишки).
Вьетнамский облом
Маньяки решили завоевать Вьетнам, которому еще недавно клялись в "великой дружбе". Однако воинственные вьетнамцы легко справились с необученными юнцами Пол Пота, у которых был один автомат на десять человек. Именно Вьетнам в конечном итоге спас Кампучию: в январе 1979 года вьетнамские танки вошли в Пномпень; из перебежавших к ним "красных кхмеров" было создано новое правительство Хенг Самрина.
Пол Пот и его люди отступили на запад, к границе с Таиландом, силой уводя с собой население. В джунглях Кардамоновых гор они создали укрепленные лагеря и опять начали партизанскую войну. Тем временем созданный вьетнамцами трибунал заочно приговорил главарей режима к смертной казни. Потрясенным журналистам показали колодцы, доверху набитые черепами, пустые города и вымирающие от голода деревни. Выяснилось, что погибло более двух миллионов камбоджийцев.
Даже циничнейших советских школьников, до предела развращенных двойной моралью и хохотавших над рассказами о пытках, которым подвергали пионеров-героев, проняло. Пол Пот попал в советский фольклор. Появилась частушка "Я тебя замучаю, как Пол Пот Кампучию". На официальном же уровне царила растерянность -- под конец зверства кампучийских товарищей были объяснены "извращением марксизма".
В том-то и дело, что ничего он не извращал. Он все сделал, как учили корифеи,-- только не обладал теми тормозами, которые были у прочих наивных учеников Ленина. Впрочем, если Ленин был только политиком-прагматиком, оседлавшим для прихода к власти популярную и "модную" идею, то Пол Пот был прямым и верным выучеником коммунистических теоретиков. Для него марксизм был именно догмой, только адаптированной к национальной почве: крестьянство в Камбодже преобладало и потому было объявлено единственно революционным классом.
Двадцать лет в тени
Запад не торопился устраивать охоту за Пол Потом -- теперь он был нужен как союзник в борьбе с Вьетнамом. В обмен на американское оружие "красные кхмеры" согласились вступить в союз с выпущенным из-под ареста Сиануком и вместо Пол Пота сделали своим вождем менее одиозного Кхиеу Самфана. А всевластный диктатор словно канул.
После этого человек-тень вернулся к своему привычному состоянию. О нем доходили самые разные слухи: Пол Пот умер... бежал в Китай... отошел от политики и воспитывает внуков... Жена Кхиеу Поннари родила ему трех или четырех дочерей (даже число их точно неизвестно); единственный сын погиб в бою с вьетнамцами, причем мир узнал об этом много лет спустя.
На самом деле бывший хозяин страны оставался в джунглях и продолжал руководить своими бойцами. В 1991 году Сианук совершил очередной зигзаг, порвал с "красными кхмерами" и переметнулся на сторону пномпеньских властей. Пол Пота начали покидать его приверженцы; даже старый друг Сон Сен попытался выдать вождя в обмен на прощение. Сон Сена и 14 членов его семьи схватили и замучили, но на другой день Пол Пота арестовал его "полевой командир" -- одноногий Та Мок по прозвищу Мясник. В июле 1997 года соратники приговорили Пол Пота к смерти "за предательство революции", но за прошлые заслуги пожалели, отсрочив исполнение приговора на неопределенное время. Дали дожить: 72-летний старик все так же обретался в бамбуковой хижине, играл с внучатами и успел еще дать интервью западным журналистам -- первое в своей жизни. Он сказал, что ни о чем не жалеет...
Справедливости ради надо заметить, что не только в последние годы, но и на вершине власти Пол Пот придерживался абсолютной аскезы. Не присваивал ценностей из разграбленных пномпеньских домов, носил все ту же черную гимнастерку, ел мало. То ли опасался, что самого обвинят в оппортунизме -- благо пример когда-то он же и подал, то ли действительно верил в то, что проповедовал. Судя по всему, он и впрямь считал, что лекарства вредны, знания и культура только сокращают жизнь, а здоровый труд на свежем воздухе под присмотром юных бойцов способствует постижению истинных ценностей.
Последняя тайна
Осталось тайной, умер диктатор сам или его соратники все же привели приговор в исполнение. Позже Та Мок уверял, что лично задушил его, но этому камбоджийскому Радуеву никто не верил. Он был явно неадекватен с тех пор, как подорвался на мине. Во всей этой истории остаются загадки посерьезнее.
Почему целый народ так легко позволил совершить над собой страшное насилие? Что заставило мягких, воспитанных в гуманной буддийской вере кхмеров разбивать мотыгами головы своих сограждан? Можно обвинить во всем "азиатскую отсталость" и восточный менталитет. Можно свалить все на "красных кхмеров", но ведь они сами стали жертвами своей идеи.
Человек в черном хорошо знал: однажды поверив в идею, масса идет за ней до конца. Сомнение, даже если усомнится один-единственный адепт, погубит все дело. Поэтому он убивал всех, кто мог сомневаться. Остальные легко принимали любую ложь, любые массовые убийства: в тактике диктатуры нет принципиальной новизны, будь то в отсталой Камбодже или в цивилизованной Германии. Даже сейчас ради простой и понятной идеи мы готовы простить пьяного полковника, который насилует и убивает 16-летнюю чеченскую девочку. На самом деле только один шаг отделяет нас -- даже нас нынешних, больше десяти лет живущих "при свободе",-- от курганов из черепов. Да и в Джонстауне -- страшном городе-секте среди гвианских джунглей, состоявшем из адептов сумасшедшего проповедника Джонса,-- были в основном вполне цивилизованные с виду американские домохозяйки и белые мужчины в возрасте до сорока.
Ни опыт, ни образование, ни владение компьютером не гарантируют человека от расчеловечивания. Первые тоталитарные секты в России называли "психическими эпидемиями". Сегодня уже ясно, что периодическое возникновение "психических эпидемий", охватывающих порой целые народы, заложено в самой человеческой природе и панацеи от этого соблазна нет. Может быть, чтобы напомнить об этом, и рождаются такие личности, как безликий и безымянный монстр, называвший себя Пол Потом.
ВАДИМ ЭРЛИХМАН
***
Надежда для Арканара
____________________
Дмитрий БЫКОВ
Алексей Герман показал на «Ленфильме» узкому кругу гостей фактически законченный фильм «Трудно быть богом», который сейчас озвучивается и при благоприятном стечении обстоятельств выйдет на экран в конце этого года
Меня трудно упрекнуть в излишней восторженности, я никогда не был фанатом Германа, хотя считаю его выдающимся мастером. И тем радостней признать, что я присутствовал при великом кинособытии. Этот фильм, кажется,—самый ценный итог российской истории последнего десятилетия. С ним можно спорить (и будут спорить), но первая зрительская эмоция — счастье: «Это было при нас». Та же радость, с которой Твардовский, только что прочитав первый роман Солженицына, говорил Трифонову, торжественно поднимая палец: «Это велико!»
Возможны вещи, сделанные по самому строгому счету, с абсолютной бескомпромиссностью, железной рукой художника, твердо знающего, как надо. Возможны предельно серьезные высказывания о главном, жестокие и храбрые. Герман сделал фильм, точно следующий роману Стругацких в главных сюжетных коллизиях, предельно внятный (особенно для тех, кто хорошо помнит книгу), цельный, страшный и увлекательный. Надо будет очень постараться, чтобы провалить это кино в прокате. Думаю, оно обречено не только на фестивальный, но и на зрительский успех—не всеобщий, конечно, но те, кто думает о прошлом и будущем плюс внимательно читал первоисточник, составляют немалый процент населения. Реплики, сочиненные режиссером и его женой Светланой Кармалитой, постоянным соавтором, наверняка разлетятся на поговорки. «То, что я с вами разговариваю, дон Рэба, еще не значит, что мы беседуем». «Ты умный книжник, ну и что? Я выучусь читать и тоже стану умным, а ты никогда не станешь бароном!». «Черные идут, ушей настрижем!»—это обязательно добавится к хрестоматийным цитатам вроде фразы «После серых приходят черные» или «Как вольно дышится в возрожденном Арканаре!». Герман сознательно ушел от хитовых фраз вроде «Почему бы одному благородному дону не получить розог от другого благородного дона?» и заглубил, спрятал ключевые диалоги вроде разговора Руматы с Будахом о том, что делать богу с людьми. Он все это заменил действием, пересказал на чистейшем, плотном и ясном киноязыке. Теперь видно, как все это было, — именно эту фразу сказала машинистка Томаса Манна, перепечатав «Иосифа и его братьев».
Об изобразительной, живописной стороне дела напишут еще много, обязательно упоминая Босха и Брейгеля-младшего, отдавая дань скрупулезности, с которой выстроен приземистый, грязный и роскошный, грубый и утонченный, кровавый, подлинно средневековый мир Арканара. Он продуман до деталей упряжи, до последней пуговицы, до мельчайшего ритуала при дворе. Сквозной прием, задающий неожиданную, ироническую и трогательную интонацию этой картине, — активное взаимодействие персонажей с камерой: после особенно грязного злодейства или вопиющей глупости арканарцы оглядываются на зрителя, виновато улыбаются или пожимают плечами. Постоянно оглядывается и Румата — словно апеллируя к тому настоящему Богу, за которого принимают его: ну что ж я могу? А что мне оставалось?
Герман, после просмотра:
— Этот прием я нашел, когда тебя еще не было на свете, — в «Проверке на дорогах». Помнишь, где пленные на барже? Вот они так же смотрят в камеру… Для этого фильма многое было придумано еще в 1968 году, когда я собирался снимать его впервые. Потом мне в Коктебель пришла телеграмма с «Ленфильма», чтобы я и думать об этом забыл — как раз наши только что вошли в Чехословакию. Я тогда не особенно огорчился, потому что в день получения этой телеграммы познакомился со Светкой.
А потом я в 1988 году узнал, что с этой экранизацией запускается некий Флейшман, и поехал к нему выяснять, почему и как он будет снимать мою давно задуманную картину. Увидел декорации — на первый взгляд роскошные. Флейшман сказал, что охотно отдаст мне фильм и даже будет рад: в процессе строительства декораций половину денег разворовали, и все получилось вдвое меньше задуманного. Я не стал в это ввязываться и предоставил снимать ему. А еще десять лет спустя я вдруг понял, что мне почти ничто не интересно, кроме перспективы целиком, с нуля, выстроить другой мир. «Хрусталева» я делал, чтобы объяснить себе и остальным психологию опущенной, изнасилованной страны. Почему это произошло и как с этим жить? А «Трудно быть богом» — это отчет о том, как я вместе со всеми проживал эти десять лет, как мы сами позвали серых и как они превратились в черных. Но это все довольно тривиально. Нетривиально — что мог бы сделать Румата и как он во всем этом виноват?
Румата в органичном, умном и горьком исполнении Ярмольника меньше всего похож на молодого, могучего, хоть и сомневающегося супермена Антона из повести Стругацких. Единственная относительная вольность, которую позволил себе режиссер, — это версия о том, что прогрессорам некуда возвращаться. Пока они осуществляли наблюдение и посильное улучшение нравов в Арканаре, на Земле случилась некая катастрофа, сделавшая их возвращение невозможным. И немудрено — ведь там, на Земле, коммунарский утопический мир, а крах этой утопии почти неизбежен. И вот они, земляне, навеки остаются в Арканаре, собираются в Питанских болотах, у спивающегося гения—отца Кабани. «Мой умник синтезировал спирт, ура!» Один из землян, разжимая хитроумный капкан работы Кабани, защелкнувшийся у него на ноге, цедит сквозь зубы: «Летим, смотрим — крепости, замки… Ну, думаем, Ренессанс! Прилетели — замки есть, а Возрождения нет!» Под этими землянами можно понимать наших или западных либералов, можно — интеллигентов, а можно — вообще никого не понимать; но именно после фильма Германа начинаешь задумываться о главном парадоксе романа Стругацких. Эти земные боги получили то, что получили, главным образом потому, что не то несли. Сердце Руматы переполнено не жалостью, как говорит он Будаху, а брезгливостью и в лучшем случае снисходительностью. Кто с прогрессом к нам придет — от прогресса и погибнет. «Базовая теория», как деликатно называется в книге марксистская теория формаций, неверна уже потому, что фашизм был всегда, что он возможен и в Средневековье, что Черный Орден — вечный и неистребимый спутник человечества. Но не Румате, не коммунару и не прогрессору бороться с Орденом. Получается, что у Бога на Земле только один выбор — сознательно принести себя в жертву; это тот самый сюжет «самоубийства Бога», который Борхес называл одним из основополагающих. Только так, только этой жертвой и можно посеять в людях хоть какие-то семена милосердия, сомнения и жалости. Но чтобы до этого додуматься — надо быть не Руматой. Или, по крайней мере, стать тем Руматой, которого мы увидим в последнем эпизоде, на заснеженном поле около избы Кабани, убитого в пьяной драке. Этот Румата, обритый наголо, пытается сорвать с раба колодки, а тот не дается, ему так удобнее; и тогда Румата ложится на телегу и начинает наигрывать на местной арканарской дудке саксофонную тему нечеловеческой красоты. Ею все и закончится.
А начнется долгим, тоже изумительно красивым зимним кадром, полным разнонаправленного движения, чуждой и непонятной жизни: лошадь везет повозку, чернеет дальний лес, открыта дверь в дом, горит огонь в очаге… И медленный авторский голос говорит: «Этот сон мне снится часто. Обычно сны не пахнут, но этот пахнет аммиаком. Я на планете, похожей на Землю, но младше на несколько сотен лет».
Затемнение. Спящий Румата. И тот же голос:
«А это не сон».
И ведь действительно.
Наверное, эту картину сравнят и с «Андреем Рублевым», по отношению к которому она недвусмысленно полемична. «Рублев» — жестокое кино по меркам шестидесятых, но до германовских кошмаров ему далеко. Это кошмары не натуралистические, а скорее сновидческие, клаустрофобные, из самых страшных догадок человека, привыкшего прикидывать эту средневековую судьбу на себя. Нет в германовской картине и того оправдания, которое весь этот ужас получал у Тарковского: нет искусства. В Арканаре даже песен не поют. Или Румата их попросту не слышит. Трудно быть богом где бы то ни было, но особенно трудно в мире, где бога нет; где от него ждут только зверств или помощи в зверствах. Как принести сюда хоть какую-то мораль — вопрос. Даже у возлюбленной Руматы, которую в фильме зовут Ари (а в романе Кирой), представления вполне средневековые, и поселившись у Руматы, она начинает бодро отстраивать его прислугу: ведь во чреве у нее потомок Бога! Кажется, единственный, кто здесь кого-то жалеет, — камера оператора Владимира Ильина, умершего незадолго до конца работы над фильмом (съемки заканчивал Юрий Клименко).
Герман снял свою лучшую картину, почти божественную по мощи и красоте. В ней есть то усталое, насмешливое милосердие, та перегоревшая боль, которой так не хватает земным богам. Если бы Румата реально вознамерился спасти Арканар — он мог бы снять такой эпос и показать его арканарцам. Велик шанс, что дон Рэба сорвал бы прокат и объявил фильм недостаточно рейтинговым, но в Арканаре, слава богу, не все зависит от серых и черных.
***
" У каждого века свое средневековье "
Станислав Ежи Лец
***
" Века были так себе средние "
Феликс Кривин