Гнобит и сушит душу этот зной,
и обращает в пыль живое слово.
Стервятники, привыкнув к свежей крови,
зорки, как духовник в канун страстной.
Прабабка, что на память не бедна,
с утра подобно вьюге – воеводит:
с молитвой на болота Беловодья
шлёт грозного потопа семена.
И – жертвуя своим последним кровом –
рассудком, отворяющим абсурд,
встречает под волною Божий Суд,
дыша водой, впивая Первослово.
Былое-будущее, берега-века –
она сквозь их туманы как река:
ворчит привычное на жидком языке,
сбегая в тень – сгущаясь в холодке.
Ей снится звёздный мозговитый воск
похожий на грядущие народы,
где каждый атом запрокинут в рост
и беспредел живой породы.