Злому мальчонке скоро полста от детства. Вырос большой, до неба. Почти до неба.
Жнет, что посеял, делится с Богом хлебом. Было бы с кем еще, он бы рад. Но не с кем.
Нет ни души вокруг. И в душе не густо. Зайцы – у лис к обеду, в пустыне – город.
Дом – домовиной, только туда не скоро. В общем, пока – искусство. Почти искусство.
Нижет себя по букве на нить событий… Вроде бы искра есть, но совсем не божья.
Чаще сверкает грань филигранной ложью этих вот искр не божьих на тонкой нити.
Перебирает зернышки черных четок, медленно так, как будто бы это гири…
Тронет струну на чьей-то забытой лире… С виду задумчив слишком… смирен и кроток.
То на дуде возьмется. И как играет! Да… и не только гаммы. Совсем не гаммы
Если захочешь, сводит в далёкий Гамельн, если поближе хочешь, сведёт до рая.
Всё хорошо, но тяжко ему на небе – там без прописки трудно – ни в тех, ни в этих.
Путайся дотемна не на этом свете… да разбирайся, что за наречье – щебет.
Жалко мальчишку – как-то не рос, а прыгал мимо святого, прямо к вершинам мира.
Дудка в зубах, в углу запылилась лира, ну а душа… душа – за порог. На выгул.