Седой Кавказ величественно над землею
Здесь возвышается скалистою грядою.
Такой особой первозданной красотой,
Чарует взгляд людской, в их души остротой,
Вселяет чувства восхищения и страха,
Нельзя умом объять такого вот размаха.
Здесь тропы горные, глубокие ущелья,
Где сыро и темно, нет птичьего веселья.
Здесь скалы сохраняют молчаливо тайны,
Здесь снежные обвалы с гор необычайны.
В порыве, бешенном, к подножью реки мчатся,
Гирлянды брызг, развесив, скалами крушатся.
В долинах благодатных лес, луга цветут,
Орлы, с вершин поднявшись, ищут пищу тут.
На сотни верст видны в хорошую погоду
Жемчужные вершины гор. Ему в угоду
Немало писано стихов, рассказов, сказок.
Блеск, зачарованно смотрящих детских глазок,
Приятно видеть. Я для них читать готов
Без устали сюжеты сказок и стихов.
Особенно, когда такое вот созданье,
Сидит и слушает, все во вниманьи,
Дыханье, затаив и превратившись в слух,
Боясь перевести, услышав сказку, дух.
1
Среди высоких гор, в ущелии тенистом,
Вдали от глаз людских, в лесу густом и чистом,
Уж сотни лет, давно, с непамятных времен,
Стоит старинный замок, скалами пленен.
Из тесаного камня он надежно сложен,
Искусны витражи, фасад, колоны то же.
И нет к нему дорог, позаросли все тропки.
По камням, чуть журча, ручей струится робкий.
Прохладная вода в нем, как хрусталь прозрачна.
Беседка над ручьем поставлена удачно.
Чуть ниже из камней здесь выложено место,
Чтоб воду набирать. Калина, как невеста,
Склонилась над водой. При свете отражалась,
Как в зеркало, собой привычно любовалась.
Примерно в сорока прыжках, отсюда, лани,
Середь тернов густых иль что-то в этом плане,
Ручей с разбегу круто забирает вправо,
Ускорив свой поток, шумит, клокочет браво,
В скале, прорезавши со временем каньон,
Теряется под ней вдруг, где-то в недрах он.
Через него моста изгнившие остатки
Видны. Столбы стоят и ветхие, и шатки.
Когда-то этот мост, как видно, поднимался
И, образом таким, путь к замку преграждался.
К тому ж, перед мостом, развалины стены,
Ворот, конечно, нет, но кое где видны
Площадки, да квадратные бойницы,
Истории тех дней, наглядные страницы.
Со стен, коль посмотреть, включив воображенье,
Туда, меж скал и вниз, начав передвиженье,
Конечно мысленно, расчистив весь завал,
Который здесь, за столько лет бывал,
Увидеть можно вдоль, идущую дорогу,
Все вьющуюся между гор, туда, к отрогу.
По краю пропасти наверно проходила,
Отвесная скала обочь ее теснила.
Но, к замку вновь вернемся, он со всех сторон
Кустарником, да лесом плотно окружен.
Нет ни души, давно людьми оставлен пост
И лишь виднеется там, у скалы, погост.
Могильные, мхом обросли, стоят печальны,
Большие камни, помнящие дни прощальны.
Нога живого не ступала человека
Здесь так давно, быть может, три и больше века.
Но, вот, коль можно было бы сюда пробраться,
Увидеть мог, какие чудеса творятся.
Как полная луна на небосвод всплывет,
В ту ночь вдруг старый замок словно оживет.
Мерцает в окнах свет, видны в палатах тени
И слышны голоса, то смех, то крики теми,
Кто там внутри. А иногда зурна играет,
А то и бубна дробь веселая бывает.
Какие происходят в этом замке тайны?
Видения и звуки, видно, не случайны.
2
Роман Вордян, влюбленный еще с детства в горы,
Про них не раз слыхал средь взрослых разговоры.
Суровая его манила красота,
Вершин, заоблачная, звала высота.
Хотелось видеть быстрых горных рек рожденье,
Причудливых хребтов в снегу нагроможденье.
Всегда бередили мальчишке детский ум
Рассказы дедушки про, водопадов шум
И тайны те, что далеко в горах укрыты,
В пещерах темных клады будто бы зарыты.
Дыханье, затая, Роман легенды слушал
И надолго ему они запали в душу.
Но время шло и вот, давно он стал уж взрослым,
С мечтами детскими не мог порвать и прошлым.
И, вот каникулы, зачеты все сданы,
Чтоб не просиживать за книгами штаны,
Роман в поход идти с товарищем собрался,
Давно по этому моменту исстрадался.
Все позади: поездка, разговоры, споры
И, вот они, Кавказские крутые горы.
Давно изучены все карты и маршруты
Пройти б по-своему их, как они не круты.
Но молодость зовет и силы через край,
Часов, не тратя зря, вступили в горный рай.
Здесь дышится легко, а воздух чист и светел,
В распадке между скал, свистит прохладный ветер.
В ущелии, реки, беснующейся, рев,
А сверху, со скалы, призывный турий зов.
Здесь, в зарослях чинар, стрелой мелькают серны,
Знать хищник гонит их, тому сей признак верный.
И сойки тут кричат, их крик разносит эхо,
А в небесах орлы парят не без успеха.
По тропам чуть заметным, выше чем идут,
Тесней тем обступают горы, склон их крут.
Но тайны распознать, желанием гонимы,
Маршруты все для них, вполне преодолимы.
Вот, солнца круглый шар, за гору закатился
И сразу как-то день, вдруг в ночь оборотился.
А ночью по горам ходить весьма опасно,
Вдруг, видят впереди, огонь мерцает ясно.
Друзья туда. Подходят. Там костер горит,
Глубокий старец у огня с клюкой сидит.
У ног его лежит большой, лохматый пес,
Ноздрями шевелит, задрав собачий нос.
Пожалуй, для порядку, просто порычал
Немного на ребят и, тут же заскучал.
Исполнив ритуал приветствия исправно,
Для нынешних друзей он выглядел забавно,
Хозяина уважив, и, чувствуя усталость,
Поужинать и ночевать они остались.
Старик приветливым и добрым оказался,
Попотчевать ребят, чем Бог послал, старался.
А голод, утолив, на ночь расположились,
Подбросив дров в костер, легли, разговорились.
«Скажите, гости мне, коль только не секрет,
Куда ваш путь лежит, да долог он, иль нет?»
«Секретов нет, отец, - проговорил Роман,
Позвольте закурить?». Спросив, полез в карман.
«Кури, здесь от костра и так всего хватает
И ваш табачный дым мне вовсе не мешает».
Степенно прикурив от угля сигарету,
Продолжил разговор Роман на тему эту.
«Я много про Кавказ наслушался от деда,
Рождала интерес во мне его беседа.
Увидеть с другом все воочию решили,
Всю прелесть этих мест, и в горы поспешили.
Конкретной цели нет, так, просто прогуляться,
Каникулы у нас. Да, говорят, хранятся
В пещерах, глубоко зарыты где-то, клады».
«Они вам что, нужны?». «Кому же их не надо?»
Старик от этих слов в усы заулыбался,
А разговор, меж тем, и дальше продолжался.
Романов друг сказал: «Еще мы любим тайны,
Былые открывать, дела необычайны…».
Старик захохотал. Пес тут же встрепенулся,
Хвостом вдруг завилял, прогнувшись, потянулся.
«Ну, что могу сказать вам , юные друзья,
Здесь с детских лет живу, но тайн не знаю я.
Да все и клады, видимо, давно открыты,
Лишь может те, что нынче уж зарыты.
А вот курить, сынок, бросай, пока ты млад,
Вот это для тебя и будет самый лучший клад.
Сам знаешь, что курить, сплошной здоровью вред…
Да, вот про тайны вспомнил, сказывал мне дед,
Что где-то далеко, в горах, на юго-запад,
Коли идти пять ден, придешь к ущелью. Запах
Там свежести лесной почувствуешь приятный,
Внизу ручей течет и вид вполне опрятный.
Там видно сквозь листву, стоит дворец старинный,
Для привязи коней, сарай из камня длинный.
И нет людей, ни кто гостям не бьет поклоны,
Но ужас в том, что ночью раздаются стоны,
А днем, как от людей исходит дуновенье
И слышен шепот, чуть не каждое мгновенье.
Лет, тыщи полторы назад, жила царица,
Души прекрасной, женщина и мастерица
Добро нести вокруг себя и веру в Бога,
Законы христианские внедряла строго.
Но, братом ее, царь армянский был пленен,
В темницу заключен, от трона устранен.
Затеяна врагом в стране большая смута,
Какой-то тяжкий грех был совершен как будто.
Прошло веков с тех смутных пор уже немало,
До сей поры не знают, что ж с царицей стало.
Людьми заброшен замок, все пути закрыты
И даже тропки тайные к нему забыты.
Молва гласит, что странным стало место это
И в зиму приведенья, там живут и в лето.
Коль даже и случайно кто туда заходит,
Того с ума от ужаса наверно сводит.
Не дай вам Бог, друзья, попасть, да в полнолунье,
Пожалуй не пойдет в тот замок и колдунья.
Да что мы тут сидим, - вдруг старец спохватился,
Прошу, пройдемте в дом, он встал, засуетился,
Старуха на веранде разберет кровать,
Там будет хорошо вам и спокойно спать».
Друзья со стариком охотно согласились,
Глаза от интереса к тайне аж светились.
Но, не успев сказать и пару слов, друг дружке,
Уснули крепким сном, коснувшись лишь подушки.
3
Армения в четвертом веке нашей эры,
Уже, принявшая культ христианской веры,
Со всех сторон окружена была врагами,
Сжигавшими огнем ее, топча ногами.
Огнепоклонники с востока персиане,
С другого боку греки, хоть и христиане,
Но всяк из них ее прибрать к рукам стремился,
Да в веру обратить свою, чтобы молился
Многострадальный, героический народ.
Армянских нахарарств, кто больше обретет,
Тот и могущим станет в этом регионе,
Послушного себе царя, садя на троне.
Большой бедой тогда армянского народа
Была вражда меж братьев царственного рода,
Которые делили меж собою славу,
Богатство, царский трон. Ослабили державу.
Среди князей в стране раздор царил и свары,
Побольше куш урвать, старались нахарары.
Простой народ за них меж княжеств воевали,
Ворвавшись в город, грабили, да убивали.
Тогдашний царь Ашот склонялся больше к грекам,
Религию их, письмена ввел этим веком.
Попов землею наделял, давал приходы
И те, имели здесь немалые доходы.
Не всем по нраву было это положенье.
Иные, Родину любили, уваженье
Всегда испытывали к своему народу.
И, вот они, как раз в те дни, ему в угоду,
Немало делали и прилагали сил.
Месроп, к примеру, Маштоц, пользу приносил.
Армянский алфавит тогда уже составил,
Немало книг писал, потомкам их оставил.
А был монахом он, к тому ж ученым мужем,
Христоса прославлял, простому люду нужен.
Из царственных особ вокруг себя старался
Собрать костяк, чтоб за страну сражался.
Но были те, кому богатство, слава, гордость,
Дороже чем патриотизм, и честь, да твердость
В борьбе за Родину, Армению свою.
Бесстыдно продались персидскому царю,
Возглавив персов многочисленное войско,
Сюда с огнем шли и мечем, все жгли по-свойски.
Сердца предателей жестокость наполняла,
Родным и близким горя принесли немало.
Персидский царь Шапух, семейства Сасонидов,
Таких искал, суля подачки разных видов.
Кому пост спарапета, кому и трон царя
С сестрой своей в придачу. Тому, благодаря,
Свою религию огня от Зороастра
Повсюду насаждал, для большего контраста
Учению Христа, ввел письменность и речь,
А, кто противился, приказывал тех сеч.
Да христианские сжигал нещадно книги,
Нес в общество раздор, используя интриги.
Дела вели его те, коих он приструнил:
Ваган Мамиконян и Меружан Арцруни.
Как тяжкий грех, позор армян в те времена,
История хранит для нас их имена.
4
Уж нынче пятый день, с тех пор, пожалуй, будет,
Как с другом наш Роман в горах Кавказских блудит.
Давно, устав, под вечер просто с ног валились,
Вдруг замок, увидав, от радости взмолились.
Но, поняв все, Роман поднес к губам свой палец,
Да, видно про него, рассказывал им старец.
Привел сюда их будто злой какой-то рок
И надо ж, в этот самый, нежеланный срок.
На небе звезд, рукой достать бы можно было,
Близки так, полная средь них луна светила.
Все выглядело так, как говорил им дед.
Конюшня, замок, а людей здесь вовсе нет.
Но, что же делать? Выбора-то нету,
До утра переждем под крышей ночку эту.
Немного страх гнетет, но любопытство тянет.
Решили посмотреть, что дальше с ними станет.
Толкнули дверь, она безжалостно скрипела,
Вошли в фойе, пыль паутиною висела.
С карниза вдруг сорвалась с громким криком птица,
В проем оконный поспешила удалиться.
Друзья достали фонари, чтоб оглядеться,
Да место подобрать, где можно отсидеться.
В стенах вмонтированы для свечей подставки,
Внизу, из камня тесаного, будто лавки.
Листом покрыты прошлогодним, слоем пыли,
А ведь когда-то царские хоромы были.
Но вверх, по лестнице, все время озираясь,
Идут друзья, упорно дальше продвигаясь.
Но мысль в сознанье их одна преобладает,
Что будто кто-то здесь за ними наблюдает.
Глядят, висит на стенке старенький портрет,
Изорван так, что пол лица в нем нет.
Наверно князь какой-то гордо восседает,
С портрета смотрит в один глаз и вдруг моргает.
От страха сразу кровь у них застыла в жилах
И побороть его в себе они не в силах.
Да, вроде, слышна неразборчивая речь.
Каких еще ждать неожиданных им встреч?
А может все сплошное их воображенье,
В лучах фонариков возможно преломленье.
Друзья быстрее поспешили удалиться,
Лишь в страшном сне могло такое вот присниться.
Ну, вот они и в царские вошли палаты,
Огромный зал, пустые окна, как заплаты.
Здесь, слева, дверь, наверное, ведет в покои,
Не позволяли всем входить туда устои.
Чуть дальше дверь еще одна вела куда-то,
Да, видно, жили здесь не бедно, а богато.
Направо тоже были расписные двери,
Мозаикой на стенах выложены звери.
Вокруг разбросанная рухлядь здесь валялась,
Предметы роскоши былой, все, что осталось.
Друзья решили места не искать другого,
Вполне достаточно им было и такого.
Из подходящей мебели собрали ложе
И все же чувствовали, что их что-то гложет.
Присутствует еще, как будто с ними кто-то
И оглянуться им вокруг так и охота.
И только в полночь здесь началось представленье
И ужас, наводя на них, и удивленье.
Вдруг замок словно ожил, засветились свечи,
Фигуры плавно двигаются человечьи.
Толь наяву или видение обмана,
Все сотканы они, как будто из тумана.
Но речь отчетливо, тем временем слышна.
В зал входит дама, по обличию пышна,
Быть может то и есть армянская царица,
Оборотились к ней присутствующих лица.
Снаружи замка были слышны чьи-то крики
И, как от факелов, мерцали в окнах блики.
Шум то усиливался, а то вдруг смолкал,
Видать событий, разрастается накал.
И тут царица в зале к людям обратилась:
«В момент, сей трудный, я не зря, друзья, явилась.
Сюда с персидским войском брат мой Меружан
Пришел с войной. В кольцо со всех сторон зажал
Наш замок. Нужен ему нынче царский трон,
В него Шапухом, незаконно, сажен он.
Предатель хочет всю страну поработить,
В угоду персам, в веру их оборотить.
Не думая, что персам надо покориться,
Старуха мать, пошла к ним обратиться.
Вдруг материнского послушает он слова,
Отправит войско вспять, мир воцарится снова».
А, где-то со стены, слышны в ночи призывы,
В ответ ее словам, то свист, то смеха взрывы.
«Послушай мать свою, послушай, сын, меня,
Находится, здесь в замке, вся твоя родня.
Твоя жена здесь и твоя сестра – царица,
Не надо брать греха, попробуй примириться».
Давно минул предатель благородства грань,
Поэтому в ответ мать слышит только брань.
«Я мать твоя, перед тобою спину гну,
Пойми, предательство – позор на всю страну!»
«Открой ворота, мать, тебя с семьей не трону,
Ведь все равно приду я к царственному трону.
Персидский царь сестру свою сулил за это
Отдать мне Вормиздухт, что краше даже света!
Сюда иду давно, от самой от границы,
Смотри за мной стоят могилы, да гробницы.
Армянский царь Ашот давно пленен Шапухом,
Поди в живых уж нет, земля пусть будет пухом.
Теперь настал страною править мой черед
И с этого ни кто меня уж не свернет».
«Ну, что же, видит Бог, того я не хотела,
Ты мне не сын, будь проклят!» - мать кричала смело.
На смертный бой охрану замка призывала,
Смахнув слезу, понурив голову, устало
Вошла в покои и тихонько удалилась,
Став на колени пред иконою, молилась.
5
Слуга придворный, главный шут царя, предатель,
Ведь дал когда-то жизнь такому вот Создатель,
Тропою скрытной ото всех пробрался тайно,
Проделал все расчетливо, да не случайно.
Открыл ворота замка, опустивши мост,
Пустил врага сюда, ослабив тем форпост.
И с диким воплем в замок хлынули лавины,
Неся с собою смерть, все превратив в руины.
Мечом и копьями дорогу пробивали,
Детей и женщин не щадили, убивали.
Роман смотрел, как тени взад, вперед сновали
И пламя языки на встречу им кивали.
Весь замок наполняло, будто серым дымом,
От ужаса вставал под шапкой волос дыбом.
Он слышал свист мечей, как воздух рассекали,
В вершке над головой частенько пролетали.
И, тут же, воздух ощущался по лицу,
И капли пота вдруг стекали по крестцу.
А душу раздирали вопли вновь и вновь,
Рекою полноводной растекалась кровь.
И вот откуда-то с оружием вбежал
Виновник бойни пресловутый Меружан.
Он весь в растрепанной одежде и взлохмачен,
Порывом страсти и борьбы еще охвачен.
Своим звериным, хищным зал окинул глазом
И всю картину оценил единым разом.
Понятно, что серьезного сопротивленья
Никто не может оказать. На удивленье
И войска в замке было-то совсем немного,
А так трудна была сюда его дорога.
Но тут двух женщин вывели к нему из спальни,
То были мать с женой его. Глаза печальны
У них, но голос тверд и дерзкий, смелый взгляд.
И, зная, что им жизнь, пожалуй, не продлят,
Мать стала говорить, чеканя каждый слог:
«Ты замок взял, но победить народ не смог,
Племянник нынче твой, Самвел Мамиконян,
Да спарапета сын Мушег, ведут армян
Сюда, собрав в горах бесчисленное войско,
Творя, меж тем в боях, завидное геройство.
Бегут от них твои трусливые шакалы,
Оставив все посты, к границе ускакали.
За все воздастся им, за гибель спарапета,
За смерть царя, за нас, за все заплатят это.
Твоя сестра – царица там уже и правит
Умело войском и теперь себя прославит.
А ты, предатель, я не вынесу позор,
Теперь убей меня, поганый трус и вор!».
Его лицо от гнева вдруг перекосилось,
Недобрым светом все как будто засветилось.
Отдал приказ: «Обоих вздернуть на стене.
Я царь теперь и нечего перечить мне!».
И после этих слов куда-то удалился.
Роман не жив, не мертв, лишь шепотом молился.
С несчастных сорваны все дочиста одежды,
На стену повели, не дав на жизнь надежды.
К тому же, выставив, бесстыдно на позор,
Тех, уважал кого всегда бесспорно двор.
Стихали крики, всюду разносились стоны.
Луна светила, гор в окно виднелись склоны.
И на стене нагих два мертвых, женских тела,
Качаясь на ветру, здесь рядышком висело.
С востока постепенно небо озарилось,
Видение померкло, будто растворилось.
Лишь там, внизу, ущельем проползал туман,
Да было ль ночью что, или простой обман?
Отчетливее все и ярче очертанья
Предметы обрели в предутреннем сиянье.
Лишь по углам еще жила ночная мгла
И страх друзьям нести из тех углов могла.
И вдруг большая тень на них из тьмы метнулась,
Закрыв пришедший день, на шее захлестнулась.
Ни вскрикнуть, не вздохнуть, у них уж нету силы,
По коже холодок и сводит в мышцах жилы.
Костлявой, хладный перст, Романа уж коснулся,
С усилием вскочил, открыл глаза, проснулся.
В окошко солнца луч глядит и куст зеленый,
С ним на подушке кот большой лежал холеный.
На койке, рядом, друг его спокойно дышит,
По утру сладко спит и ничего не слышит.
Роман пришел в себя и ото сна проснулся,
Кот лапкою к нему, играя, потянулся.
6
Каникулы закончились, оставив горы,
Друзья здоровы, крепкие вернулись в город.
Немало троп исхожено в горах в то лето,
Теперь в воспоминаниях осталось это.
Как утренней прохладцею к реке нырять ходили,
Как чай, дымком пропахший, ароматный пили.
К вершинам снежным тропами вверх пробивались
И снегом, от восторга с криком, умывались.
Спустившись к вечеру к приветливой сторожке,
В захлеб докладывали, да мелькали ложки.
И долго слушали рассказы, чуть дыша,
Их у костра рассказывал дед, не спеша.
Старик гостям своим был просто рад
И в город провожать он не хотел ребят.
К тому ж они ему немало помогали,
Весьма активно, с пользой делу, отдыхали.
Пришлись ребята этим людям по душе,
Но срок пришел и возвращаться им уже.
Как лучшие друзья сердечно распрощались,
При случае опять приехать обещали.
Приехав в город, вновь «грызет» гранит науки
Роман наш, стал в архив ходить не ради скуки.
Историю Армении там изучает
И много интересного он в ней встречает.
Пытается понять, ведь любопытство гложет,
Свой сон иль явь в горах забыть не может.
Февраль – декабрь 2007 года.