- Любит - не любит, любит - не любит – с жадным хрустом поедает лепестки ромашки маленькая зеленая гусеница. Чтобы вырасти и превратиться в бабочку ей нужно съесть очень много. Так много, что даже светлые истины признаний « Люблю» не могут помешать ей в этом. Массивные желваки методично двигаются в такт словам:
- «Не любишь,- хрум, - Любишь-твои проблемы» - произносит она, сосредоточившись на новом лепестке цветка.
В мире гусеничных ценностей чувствам нет места. Она наполняет себя белой питательной массой и лениво щурится на солнце.
На соседний цветок серебристой молнией прыгнул кузнечик. Он с любопытством посмотрел на уже изрядно потолстевшую гусеницу и вежливо осведомился:
- Ваше почтение, гусеница Жужа. Все трудишься во благо собственного роста?
- Тружусь, тружусь.- Пробормотала та, вгрызаясь в сочную плоть растения.
- Видать, сладка любовь на твоих устах?- будто бы сам с собой продолжал говорить сосед по цветку.
- Да не жалуюсь. Я ведь не то, что эти люди, умею получать удовольствие. Это они вечно маются – то у них нежность, то грубость, то клянутся в верности, предавая друг друга, то выманивают у неразумных цветов слова признания. Ну что за глупость. Тфу! Любишь – не любишь. Пойди ты и сама у него спроси.
И ее челюсти заработали еще активнее, разрушая мифы светловолосых богинь любви.
- Да, да.- задумчиво произнес собеседник.- Я вас даже в чем-то понимаю, любезнейшая. Но как же игра, флирт, эмоции и сомнения. Ведь это и есть рост личности. Не всю же жизнь только кушать, простите?
Рот гусеницы задвигался медленнее, грозя превратиться в тормозящий поезд, и вскоре вовсе остановился. Она подняла на кузнечика немигающие бусинки черных глаз и икнула:
- А почему нет! - быстро сказала она и незамедлительно продолжила свое занятие.
Усики кузнечика задрожали под натиском усиливающего ветра. Полуденное солнце заливало сад светом пережженной пшеницы. Где-то вдали словно певец, забывший свою лучшую песню, робко затрещала цикада.
Любишь, не любишь… Новая серия колеса любви исчезла внутри зеленой оболочки того, что собиралось стать бабочкой. Тело ее стало походить на набитый гнилой картошкой холщевый мешок. Лапки с трудом передвигались по сердцевине ромашки, увязая в пыльце. Она чувствовала, что скоро вырастет до нужных размеров и ее ждут великие перемены. Может быть, теперь ее возьмут в орден обращающихся гусениц.
- А что же вы, Жужа, простые листики- то не едите?- оторвал ее от мечтаний надоедливый кузнечик. – Листики, небось, не хуже.
- Менее питательны,- пробурчала она с набитым ртом. И что он ко мне прицепился. Что хочу, то и ем.
Жужа догадалась, что кузнечик хочет донести до нее какие-то свои непререкаемые истины, но все возвышенное было для нее столь далеко, как Марианская впадина для человечества. Возможно, еще в начале поедания ромашки ее разум был способен воспринять чью-то мысль, но теперь тело судорожно требовало заполнить пустующее пространство едой. Правда пространство осталось только в голове, но именно голова мешала заглатывать новый кусок нежной плоти лепестка.
- Любит- не любит, - с усилием произнесла она, надменно поворачиваясь к кузнечику спиной.
Видимо это жест совсем расстроил кузнечика. Он сердито затрещал задними лапками и с выражением произнес:
- Если даже ты станешь бабочкой, то все равно летать не сможешь. Можешь поедать чужие эмоции, но своих все равно не прибавится.
Приподнявшись на длинных суставчатых ногах, кузнечик пружиной отскочил от поверхности, освободив для гусеницы еще одну нетронутую ромашку. Но когда он выпрямлял ноги, то случайно задел спину растолстевшей до неприличия гусеницы. Зеленая биомасса колыхнулась под ударом уносящейся вверх стихии. Кузнечик мог часами говорить с зажравшейся недобабочкой о морали и любви, но только нечаянный толчок ногой смог кардинально изменить физическое и эмоциональное состояние его случайной собеседницы. Жужа поняла, что ее Тошнит. Пустующим пространством в голове она осознала трагичность ситуации – через пару секунд ей придется распрощаться с так старательно поедаемыми питательными веществами. Со словами « Меня тошнит от всей вашей любви» она освободила свое тело от лишней массы.
Вечно так с этими гусеницами- сначала наедятся человеческих суеверий, а потом их тошнит.
Жужа почувствовала, как ее тело сдувается, словно проколотый воздушный шарик. Ей казалось, что теперь она может прыгать как мячик пин-понга с цветка на цветок. Она суетливо огляделась, выискивая кузнечика, но рядом уже никого не было. Только резкие порывы ветра раскачивали обглоданный стебель ромашки с последним лепестком, готовым вот-вот сорваться.
- Любишь…- неуверенно начала гусеничка.- Не любишь?
Она в недоумении уставилась на признак ее сомнений, истерически рвущийся на свободу.
Жужа не помнила, на каком слове «любишь» или «не любишь» она остановилась перед тем, как поняла, что у ромашки остался последний ответ, а начинать опрос своих чувств как то поздновато.
Она посмотрела на светлое небо и увидела силуэт кузнечика, молниеносной ракетой пролетавший над поляной.
Есть ей больше не хотелось…