Скульптурный секс Владимира Набокова

Константин Ефетов
«Скульптурный секс»
Перевод стихотворения В. В. Набокова «A Discovery»

(Из книги: К. А. Ефетов. Природы маскарад. CSMU Press, 2013. - 100 с.)
   
     «My needles have teased out its sculptured sex» («Мои иглы расчесали её скульптурный секс»). Это строка из стихотворения Владимира Набокова «Открытие». Что имел в виду поэт? Задача могла бы быть неразрешимой, если бы мы не знали, что В. Набоков был биологом. Но давайте обо всём по порядку.
     Выдающийся поэт и писатель Владимир Владимирович Набоков (1899 – 1977) был ещё и профессиональным энтомологом (изучал насекомых), а если ещё точнее – лепидоптерологом (от латинского «Lepidoptera» – чешуекрылые, или бабочки). Об открытой и описанной им в научной литературе бабочке он сочинил на английском языке стихотворение «On Discovering a Butterfly» («Об открытии бабочки»), которое в последующем публиковалось под более коротким названием – «A Discovery» («Открытие»). Произведение было написано в начале декабря 1942 года, когда Набоков ехал в поезде из Нью-Йорка в Вашингтон. Считается, что стихотворение повторяет ритм движущегося железнодорожного вагона. Впервые оно было опубликовано в популярном американском еженедельнике «Нью-Йоркер» 15 мая 1943 года.
     Приведу полный текст стихотворения.

A Discovery

I found it in a legendary land
all rocks and lavender and tufted grass,
where it was settled on some sodden sand
hard by the torrent of a mountain pass.

The features it combines mark it as new
to science: shape and shade – the special tinge,
akin to moonlight, tempering its blue,
the dingy underside, the chequered fringe.

My needles have teased out its sculptured sex;
corroded tissues could no longer hide
that priceless mote now dimpling the convex
and limpid teardrop on a lighted slide.

Smoothly a screw is turned; out of the mist
two ambered hooks symmetrically slope,
or scales like battledores of amethyst
cross the charmed circle of the microscope.

I found it and I named it, being versed
in taxonomic Latin; thus became
godfather to an insect and its first
describer – and I want no other fame.

Wide open on its pin (though fast asleep),
and safe from creeping relatives and rust,
in the secluded stronghold where we keep
type specimens it will transcend its dust.

Dark pictures, thrones, the stones that pilgrims kiss,
poems that take a thousand years to die
but ape the immortality of this
red label on a little butterfly.

     В стихотворении речь идёт о бабочке, относящейся к семейству Lycaenidae (Голубянки). В первой же строке автор называет её «it». К сожалению, в английском языке нельзя определить, относится ли местоимение «it» к женскому или мужскому роду. «It» используется для обозначения предметов и животных и может быть переведено на русский язык как «он», «она» или «оно». Казалось бы, если речь идёт о бабочке, то «it » в данном случае нужно переводить как «она». Но это ошибка, потому что энтомологу ясно, что Набоков пишет о самце. На это в стихотворении есть ряд указаний. Во-первых, окраска крыльев у самцов большинства видов этого семейства голубая (или синяя, сине-фиолетовая), отсюда и название «Голубянки». А самки обычно имеют коричневые крылья. Во втором катрене Набоков пишет о голубой окраске бабочки, а в четвёртом – о том, что чешуйки, покрывающие крылья, напоминают ракетки из аметиста. Аметист, как известно, синяя, синевато-розовая или фиолетовая разновидность кварца. Во-вторых, для самцов голубянок (и многих других дневных бабочек) характерно такое поведение: они сидят на влажных местах, высасывая хоботком воду. Это им необходимо для получения минеральных веществ. В первом катрене Набоков прямо говорит, что бабочка сидела на влажном песке. Таким образом, «it» в данном случае нужно переводить как «он». При этом вместо «бабочки» можно использовать слово «мотылёк». Именно так в русском языке принято называть некрупных бабочек. Большинство голубянок имеют небольшие размеры – в размахе крыльев около 2–4 сантиметров. Размер упоминается и в стихотворении: «a little butterfly» («маленькая бабочка»).
     А как же правильно перевести фразу: «My needles have teased out its sculptured sex»? Что это за загадочный «скульптурный секс» и почему его «расчёсывает» иглами автор? Всё просто. Дело в том, что для идентификации многих видов бабочек используется изучение строения их копулятивного аппарата (гениталий). Гениталии построены из хитина, имеют жёсткую структуру и достаточно сложное строение. Копулятивные аппараты самца и самки одного вида подходят друг к другу как «ключ к своему замку». Именно поэтому они имеют выросты, крючки, шипы, лопасти и т. д. Как же учёные исследуют гениталии? Брюшко бабочки помещают в десятипроцентный раствор едкого калия и подогревают. Щёлочь растворяет («разъедает») мышцы и другие ткани, после чего гениталии специальными препаровальными иглами вынимают под микроскопом из брюшка и изучают. Глагол «tease out» можно перевести не только как «расчёсывать», но и как «разделять», «отделять» (одно от другого), «извлекать». А «скульптурный секс» – это не что иное, как гениталии бабочки. Поэтому фразу «My needles have teased out its sculptured sex» правильней перевести так: «Мои иглы извлекли его скульптурный копулятивный аппарат».
     После этих разъяснений можно, наконец, привести подстрочный перевод стихотворения Набокова.

Открытие

Я нашёл его в легендарной земле,
повсюду скалы и лаванда, и растущая пучками трава,
где он сидел на влажном песке,
уплотнённом потоком с горного перевала.

Признаки, которые он сочетает, метят его как нового
для науки: форма и тень – специфический оттенок,
сродни лунному свету, смягчающему его голубизну,
тёмный испод [крыльев], шахматная бахромка.

Мои иглы извлекли его скульптурный копулятивный аппарат;
разъеденные ткани не могли дольше скрывать,
что бесценная пылинка теперь покрыта выпуклой
и прозрачной слезой на освещённом препарате (слайде).

Плавно винт повёрнут; из тумана
два янтарных крючка симметрично наклоняются,
или чешуйки, как ракетки из аметиста,
пресекают заколдованный круг микроскопа.

Я нашёл его, и я назвал его, будучи сведущим
в таксономической латыни; таким образом, стал
крёстным отцом насекомого и его первым
описателем – и я не хочу другой славы.

Широко раскрыт на своей булавке (хотя крепко спящий)
и в безопасности от ползающих родичей и ржавчины
в уединённой цитадели, где мы храним
типовые экземпляры, он переступит пределы своего праха.

Тёмные картины, троны, камни, которые целуют пилигримы,
стихи, которым понадобится тысяча лет, чтоб умереть,
лишь подражают бессмертию этой
красной этикетки на маленьком мотыльке.

     Из стихотворения видно, что автор горд тем, что ему удалось открыть новый биологический вид. В одном из своих интервью Набоков сказал: «Не исключено, что если бы не было революции в России, я бы посвятил себя полностью лепидоптерологии и никогда не писал бы романов».
     Хочу здесь к месту упомянуть, что катрены из «A Discovery» были использованы как эпиграфы для двух научных монографий, опубликованных мной в соавторстве с австрийским коллегой:
     Efetov K. A. & Tarmann G. M. Chrysartona Swinhoe, 1892 (Lepidoptera: Zygaenidae, Procridinae). Simferopol: CSMU Press, 2008. – 116 pp.
     Efetov K. A. & Tarmann G. M. A Сhecklist of the Palaearctic Procridinae (Lepidoptera: Zygaenidae). Simferopol – Innsbruck: CSMU Press, 2012. – 108 pp.
     В оригинале стихотворения Набокова необходимо выделить ключевые слова, в которые автор вложил весь смысл произведения. Давайте перечислим их и попробуем разобраться, что они означают.

sodden sand – сырой (влажный) песок,
blue – голубой (цвет крыльев),
corroded tissues – разъеденные ткани,
sculptured sex – копулятивный аппарат,
priceless mote – бесценная пылинка,
two ambered hooks – два янтарных крючка,
scales like battledores of amethyst – чешуйки, как ракетки из аметиста,
microscope – микроскоп,
Latin – латинский язык,
creeping relatives and rust – ползающие родичи и ржавчина,
type specimens – типовые экземпляры,
red label – красная этикетка.

     Как уже было сказано, влажный песок, голубизна крыльев, «аметистовые» чешуйки указывают на то, что Набоков говорит о самце. Скульптурный секс – это копулятивный аппарат. Размер гениталий голубянки всего лишь 2–3 мм, но именно эта «бесценная пылинка» помогает идентифицировать экземпляр. Естественно, что такую мелкую структуру, так же как и чешуйки, покрывающие крылья, нужно рассматривать под микроскопом. Хитиновые гениталии имеют крючковидные выросты, а цвет их – светло-коричневый, янтарный. Так вот о каких двух янтарных крючках пишет Набоков. На обложке этой книги изображён фрагмент копулятивного аппарата самца Голубянки Дафнис (Polyommatus daphnis), на фотографии хорошо видны два крючка, они имеют научное название – ветви гнатоса.
     Когда учёный, исследовав экземпляр или серию экземпляров животного, понимает, что он открыл новый вид, ему следует описать его и дать научное латинское название. Причём этот процесс строго регламентируется международными правилами. В 1942 году, когда Набоков сочинил своё стихотворение, действовали «Международные правила зоологической номенклатуры», опубликованные на французском, английском и немецком языках в 1905 году, в которые позже были внесены некоторые уточнения, принятые Международными зоологическими конгрессами в Бостоне (1907), Граце (1910), Монако (1913), Будапеште (1927) и Падуе (1930). В настоящее время действует четвёртое издание «Международного кодекса зоологической номенклатуры», опубликованное в 1999 году.
     Итак, когда учёный-зоолог описывает новый биологический вид, он обязан обозначить голотип. Что такое голотип? Читаем Кодекс (статья 73.1): «Голотип – это единственный экземпляр, на котором в первоначальной публикации был основан новый номинальный таксон видовой группы». Ничего не понятно? Тогда скажем проще: голотип – это главный эталонный экземпляр данного вида. Если для описания вида используются два и более экземпляров, то один из них всё равно считается главным (голотипом), а остальные называются паратипами. Все вместе типовые экземпляры («type specimens» в стихотворении Набокова) образуют типовую серию.
     Продолжаем читать Кодекс (рекомендация 73А): «Автору, устанавливающему новый номинальный таксон видовой группы, следует обозначить его голотип таким способом, который облегчит в дальнейшем его опознание».
     Выполняя эту рекомендацию, энтомологи обычно снабжают голотип красной этикеткой. Именно об этом пишет поэт и учёный Владимир Набоков. Он упоминает «red label» – красную этикетку, подчёркивая её большое историческое значение, сравнивая с потемневшими от времени картинами, тронами монархов, святыми камнями и поэзией.
     И, наконец, что имел в виду автор, когда говорил о «ползающих родичах и ржавчине»? Типовые экземпляры должны храниться в герметичных коробках, чтобы туда не пролезли личинки музейных жуков и гусеницы платяной моли (ползающие родичи), которые могут просто съесть коллекционный материал. Так как насекомые в коллекции наколоты на металлические энтомологические булавки, влажность в музее не должна быть высокой, чтобы булавки не заржавели. Поэтому Набоков пишет о главных врагах типовых экземпляров: «ползающих родичах и ржавчине». Здесь очевиден намёк на Нагорную проповедь Иисуса Христа, который сказал: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут» (Евангелие от Матфея, 6: 19–20).
     Я надеюсь, что после всего вышесказанного, абсолютно ясно, что при переводе произведения Набокова должны быть максимально сохранены ключевые слова. А сейчас самое время привести уже имеющийся в русской литературе перевод стихотворения «A Discovery», сделанный врачом и поэтом Виктором Широковым (приводится по книге: Набоков В. Капля солнца в венчике стиха. Стихотворения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. – 384 с.):

Открытие
(перевод В. Широкова)

Я отыскал её в стране легенд
средь скал в лаванде и пучках травы,
нашёл внезапно средь песчаных лент,
намытых ливнем жёсткой синевы.

Её детали сразу дали знак
к молчанию: и форма, даже тень –
придали привкус – это не пустяк,
открытием обогатился день.

Скульптурный секс я причесал иглой,
не повредить старался чудо-ткань,
она меня слепила синевой,
манила бахромой погладить длань.

Винт провернулся; из тумана вновь
два жёлтые крюка смотрели в лоб,
и марсиански скошенная бровь
никак не помещалась в микроскоп.

Я отыскал её и окрестил,
поскольку терминолог хоть куда;
на описание достало сил,
другой не надо славы никогда.

Она спокойно на булавке спит,
она жива в несведущих глазах,
пусть энтомолог новый сохранит
мой экземпляр, великолепный прах.

Что все картины, троны, что века,
стихи, что восхищали королей,
пред вечностью простого ярлыка
на бабочке малюсенькой моей!

     Сразу бросается в глаза, что в этом переводе утеряны практически все ключевые слова Набокова, а с ними пропало и многое из того, что Владимир Владимирович хотел донести до читателя. Здесь нет ни слова о сыром песке, голубом и аметистовом цвете крыльев бабочки (зато идёт речь о некоем «ливне жёсткой синевы»), разъеденных щёлочью тканях, копулятивном аппарате, латинском языке, ползающих родичах и ржавчине, типовых экземплярах. А янтарные крючки превратились в «жёлтые крюки», которые почему-то кому-то «смотрели в лоб». Кроме того, остаётся только теряться в догадках, откуда взялась загадочная «марсиански скошенная бровь».
     Я уже писал ранее в своей книге «Чёрно-белый квадрат» (Симферополь: CSMU Press, 2009. – 96 c.), что в переводе В. Широкова не только пропущено слово «красный», но ещё и этикетка превратилась в «ярлык» (русскоязычные зоологи никогда не называют энтомологическую этикетку ярлыком). Поэтому в результате исчез важный смысл произведения Набокова. Интересно, что, когда это стихотворение переводилось с английского на итальянский язык, переводчик также не придал значения слову «красный» и, не поняв термин «типовые экземпляры», в переводе упомянул их как «редкие экземпляры», что совершенно неверно. Об этом сохранилось упоминание в письме, датированном 1961 годом, которое супруга Набокова отправила итальянскому редактору. Текст этого письма приведен в книге: Boyd B., Pyle V. & Nabokov D. Nabokov’s Butterflies. Unpublished and uncollected writings. Boston: Beacon Press, 2000. – XIV, 782 pp.
     Поэтому, чтобы сохранить смысл стихотворения Набокова для русскоязычного читателя, я сделал собственный перевод. И вот что получилось.

Открытие
(перевод К. Ефетова)

Где влагу дарит горный перевал,
сачок не дрогнул у меня в руке,
когда нашёл в лаванде среди скал
его сидящим на сыром песке.

У мотылька был необычный вид:
нежнейших крылышек голубизна
оттенком специфическим горит,
как будто лунным светом смягчена.

Иглой копулятивный аппарат
я извлеку из тьмы на белый свет.
И, развенчав природы маскарад,
бесценная пылинка даст ответ.

Вращаю винт, рассеется туман,
сквозь микроскопа чудные очки
сокровища видны волшебных стран:
чешуек блеск, янтарные крючки.

Я вид открыл! Его назвал потом,
латынь научная так для меня важна!
Для бабочки я крёстным стал отцом -
и мне другая слава не нужна!

Мой крестник средь музейной тишины,
став голотипом, на булавке спит,
«ни моль, ни ржа» ему уж не страшны:
расправив крылья, «тленья убежит».

О, с красной этикеткой мотылёк!
Стихи, картины, троны королей,
святыни, путь к которым так далёк,
завидуют нетленности твоей!

     Хочу только добавить, что слова «тленья убежит» из стихотворения горячо любимого Набоковым А. С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг…» я использовал, чтобы усилить пафос Владимира Владимировича.
     Каждый, кто прочитает стихотворение Набокова, сразу задастся вопросами: «Описывает ли автор реальное событие из своей жизни? Идёт ли речь о конкретном биологическом виде, открытом учёным-энтомологом В. В. Набоковым?» Ответ на оба эти вопроса: «Да».
     В 1938 году поэт-биолог охотился на юго-востоке Франции в Приморских Альпах (Alpes Maritimes) в 30 км к северу от города Ментоны (Menton). На высоте примерно 4000 футов над уровнем моря 20 и 22 июля ему удалось поймать двух самцов-голубянок. Именно этому событию и посвящено стихотворение, написанное четырьмя годами позже. Подробно об этом можно прочесть в книге известного набокововеда Дитера Циммера, с которым автору этих строк посчастливилось обсуждать многие вопросы, касающиеся энтомологического наследия Набокова (Zimmer D. E. A Guide to Nabokov’s Butterflies and Moths. Hamburg, 2001. – 392 pp., 21 pls.). В 1941 году Набоков опубликовал описание нового вида, который он назвал Lysandra cormion. Оба экземпляра (голотип и паратип) находятся в Американском музее естественной истории (American Museum of Natural History) в Нью-Йорке.
     Немецкий энтомолог Клаус Шуриан в 1989 году обнародовал результаты своих исследований по скрещиванию голубянок, в которых доказал, что Lysandra cormion Набокова – это гибрид двух видов: Polyommatus (Lysandra) coridon (Poda, 1761) и Polyommatus (Meleageria) daphnis ([Denis et Schiffermьller], 1775) (Голубянок Коридон и Дафнис).
     Да, к сожалению, Lysandra cormion Nabokov, 1941, как самостоятельный вид, не существует. Но это ни в коей мере не умаляет достоинств поэтического произведения Владимира Набокова.
     В 1995 году «A Discovery» было положено на музыку Кристофером Бергом в качестве песни для колоратурного сопрано и фортепиано.
     Кстати сказать, Владимир Владимирович после описанных событий ещё не раз испытывал радость открытия новых видов и подвидов чешуекрылых.
     Замечательное стихотворение Владимира Набокова продолжает радовать не только любителей поэзии, но и учёных-биологов.

Подпись к фотографии.
     Микрофотография фрагмента копулятивного аппарата самца Голубянки Дафнис (Polyommatus daphnis), хорошо видны два крючка гнатоса. Именно эти «янтарные крючки» В. В. Набоков упомянул в своём стихотворении.