Кровавый июнь, сорок первый,
Голодные годы войны,
Бомбёжка внезапно накрыла,
Смертельный предвестник беды…
Тогда мне исполнилось тридцать,
Был счастлив, ведь я семьянин,
Работа, любимая дочка,
Жена, семимесячный сын.
Но взрывы ревущих снарядов
Ворвались в рассветную тишь,
Я знал, что нельзя оставаться,
Нельзя, мой милый малыш!
Жена и детишки рыдали,
Уткнувшись в намокшую грудь,
Я их утешал, улыбался,
Но знал, что меня не вернуть.
Я помню землянки сырые,
Кровавые трупы ребят,
Как мерзкий фашист без разбора
Палил в неповинных солдат.
Невольно в сознании всплывает
Плач бедных детей, матерей
И стоны земли убиенной,
Немецкие возгласы «Шнелль»!
Борьба за Смоленск, сорок первый.
Киев, Москва, Ленинград,
Битва за Курск, наступление,
Натиск два раза подряд.
Фюрер третьего рейха
Пленных загнал в лагеря,
Терзал за колючей оградой,
Давил, своих чувств не тая.
Мы стойко, отважно держались
И в холод, и в дождь, и в град,
И маленькой корочке хлеба,
Травинке каждый был рад.
Мы быстро забыли о боли,
Кто ранен, с подбитой ногой.
А кто, умирая гранату
Кидал, издавая вой.
И это письмо завершая
Исчезну в небытие.
Пожалуйста, передайте
Это моей семье.
Родные мои, дорогие,
Я с вами вместе всегда!
Вас, знайте, люблю… Умираю...
Семья и родная страна!