Подобно тому, как в генетике Николай Вавилов называл поиск новых мутаций «кладоискательством», мы ищем новые образы. Мы – старатели, промывающие золотоносный песок (суть русский язык) и отыскивающие крупицы новых смыслов.
На море шторм. И мы говорим – "штормит". Мы смотрим со стороны на море. А как мы стали бы говорить, если бы повествовали от первого лица – моря? Певец, исполняющий песню, может её пропеть. Что делает море, когда исполняет шторм? Оно может (и должно) проштормиться. Но слова "проштормиться" нет и не будет в русском языке, поскольку говорящие на нём люди, - по большей части являются пассивными пользователями общения. Они на 99 процентов пользуются этим мощнейшим инструментом в мире, а не конструируют его. Многие даже не подозревают, что именно язык и ставит границы, рамки нашему миру. То, чего нет в языке, но Существует в мире, мы не может передать другим, без слова мы даже не в силах сформировать рассудочное понятие. «Граница моего мира, есть граница моего языка», - Людвиг Витгенштейн.
Более того, словарный запас интеллигентного русскоговорящего человека убийственно скуден. Известно, что грамматические характеристики русского языка практически не изменились со времён Пушкина. Сам Александр Сергеевич задействовал около 20 тысяч словоупотреблений («словарь языка Пушкина» в 4 т. под редакцией В. В. Виноградова). Сколько же словоупотреблений делаем мы? Оказывается, нам достаточно 3-5 тысяч слов для того, чтобы выражать 95-99 процентов понятийной потребности на бытовом и специализированном (для работы) уровне, да ещё строить плеоназмы, оксюмороны, впадать в логореи, и.т.д. Справедливости ради, стоит отметить, что в подавляющем большинстве западно-европейских языков ситуация еще плачевнее. Так, американцу достаточно 2-3 тысяч слов для общения в течение жизни.
Выйти за языковые рамки на неологизм в повседневной рутинной жизни достаточно трудно. Язык это тот же транспорт. Допустим, вы житель мегаполиса, вам нужно добраться из пункта А в пункт В, например, из дома на работу. Конечно, можно добираться не только на транспорте, но все вокруг добираются именно на транспорте. Просто Мир мегаполиса так устроен, и мы с вами. Положим, вы врач, или архитектор; вам глубоко не важно, что есть и другой Путь в мире. Вам надо добраться на работу из дома. И всё тут. Так же и язык. Люди им пользуются. Им не нужно и не интересно разрушать, вскрывать, домысливать парадигматику языка, добавлять смыслы, которые Также на нём можно выразить.
Аквиналь призвана открывать эту завесу над пралайными смыслами. Мы раздвигаем шторы во всех тех случаях, где смысл может быть выражен, но язык ещё не сформировал понятие. В этом видится культурологический вызов аквинали – открытие новых образов и фиксирование их в контекстах словоупотреблений. Будь то неологизмы, будь то новая комбинация слов, отражающая нечто новое в окружающей действительности. Много ли таких завес, где можно эффективно заниматься нашим «кладоискательством», или многовековое развитие в значительной степени выразило практически Всё через «Великий и Могучий»? Как не парадоксально, существуют огромные, практически неисчерпаемые ниши – миров животных, растений, звёзд, элементарных частиц, магнитных полей, тонких миров, потустороннего Плана, Ничто и многое другое. Возможность для познания этих миров через аллегорию, противопоставления, сравнения, гуманизацию, параллелизма с Нашим миром – даёт поистине неисчерпаемый источник для интенсивного развития творчества.
Смотреть на мир глазами травинки, прогнувшейся утром всей своею необъятной зелёной доской под сокрушительной мощью огромного шара воды. Ведь там, в микромире, другая физика. У нас сила поверхностного натяжения уже не сдерживает водную массу (размером с человеческое тело) в шар; для нас есть только капли, а у них это айсбергосравнимые структуры. Но за них, их глазами капли не названы, хотя эти "капли", размером с саму букашку, оказывают огромное воздействие на жизнедеятельность и культуру, которую мы можем воссоздать, экстраполировать, гуманизировать. Вы задумывались, как бабочка пользуется в качестве зеркала утренней росинкой, или насколько самоотверженной может быть муха перед казнью в руке домохозяйки – отмывается от «её варенья», чтобы войти в рай с чистыми лапками. Давайте посмотрим на муравьёв, которое выстроили боевой порядок на благоухающей утренней шляпке боровика – его собираются срезать сверкнувшим стальным листом. Боровичок покрываемся липким потом и взывает о помощи на весь лес. И муравьи сказали – решительно "Да, Будем защищать нашего друга – до конца"!
Перемещаясь в новые мира, нам, безусловно, потребуется новая понятийная канва – для более точного погружения. В мире элементарных частиц появятся слова, отражающие понятия вращения и жужжания. Учёные, математики, физики – оперируют научными терминами для описания их поведения. Дают название открываемым процессам или бозонным полям. Что же предстоит нам, художникам слова? Мы должны идти как пионеры мысли вслед за учеными и рисовать эквивалентные образы – интересные, понятные людям. Новые образы нового мира. Без образов мир пуст, без мира образы умозрительны. Художники слова наполняют пустой Мир новыми образами, запускают их как Бог в Эдем - свои создания, чтобы люди смогли это прочесть и воспринять.
В русском языке бездонное море неназванных слов. Давайте их называть, по мере необходимости (а не обходить, упираясь в отсутствие, заменяя сходными или вообще не называя). Есть корень, от него не существует пока всех возможных оттеночных производных. И таких слов – большинство. При этом невозможно подчас выразить невыразимое. А душа чувственно готова, способна принять этот образ и на его основе далее сформировать новое понятие.
Например, существует слово «бес». От него есть общеупотребимое слово «беситься». Но вот как обозначить сам Процесс, когда бесится то или иное создание Божие? Есть слова для обозначения процесса, отглагольные существительные (например, замирать – замирание, творить – творение, рождать – рождение). Что же такое, когда вселяется бес? Слова нет, и начинаем ходить вокруг да около, когда очевидно, что язык просто ещё не сформировал слова «бесение». Точное, ёмкое и эквивалентное отражение происходящего – когда (не дай Бог), нами овладевает бес. С нами (или с ними) происходит Именно бесение. И ничего другого.
Волк – одно из самых известных слов, неотъемлемый персонаж фольклора. Давайте создадим глагол, который будет наполнен всеми эманациями этого животного с приписываемыми ему безусловными атрибутами. Допустим, существует ёж – не менее известное, чем волк, существо. Самая характерная черта ежа – возможность скручиваться в иглоподобный комочек при приближении опасности. И ни у кого не вызовет непонимание слово «ёжиться» или «съёживаться». Существует слово змея. Змеится дорога – то есть изгибается зигзагами. Характерное понятие – которое мы ассоциируем с атрибутом змеи – ползать змейкой, зигзагами. Какая наиболее характерная черта волка? – Вой, агрессия, оскал. Делаем производное слово – "волчиться". Иными словами (фонетика подсказывает на чувственном уровне языковой музыки) мы создали новое ёмкое слово, заворачивающее в себя атрибуты волка.
Давайте послушаем новые слова. Их пока не существует, но мы будем их создавать – прямо тут, одно за другим. Аист – аиститься. "Аиститься" - то есть вить гнездо, по основному атрибуту этой птицы.
- Снова кукушиться собралась? (то есть не воспитывать своих детей).
- Довольно муравейничать всю жизнь, пора бы тебе, сынок, собственную фирму открыть (суть – заниматься кропотливым коллективным трудом);
- Дельфинь отсюда! (то есть уходи со скоростью и проворством дельфина);
- Забозонил на месяц вперёд (то есть создал поле для весомой деятельности);
- Хорошо ты его отмедузила, подруга, поделом (суть, обожгла, ужалила).
Тюлень. Новообразование "тюлениться" может нести смысловую нагрузку – мешкать, апатично относиться к окружающей действительности. Тюлень – увалень, тюфяк, которого каждый может (или даже считает необходимым) пнуть. Однако тюлень не ответит. Даже пинок не сможет его расшевелить. Тюлениться - в конечном смысле - лениться до вырождения и атрофирования активной жизненной позиции.
Великое множество непостроенных слов – неподнятая целина Русского языка. Но как показать это людям? Ведь сам неологизм, равно как и новый смысл вообще, не понятен в своей необходимости. Ведь он «нео-», его ещё как бы не существует. Так вот, поэт через рисуемые образы может и должен доказывать обоснованность и необходимость введения своих неологизмов. Подобно астроному, еще не видевшему в телескоп планету Плутон, но понимающего, что она Должна существовать, поэт видит тонкую структуру языка, и, подходя к завесам, бесстрашно раздвигает их. Угадывает и вводит в словесный мир новые Плутоны понятий. Неологизмы – как новые краски словесной палитры. Изящно и обоснованно, метко вписываемые в нужный семантический синтаксис, являются конечным продуктом нашего кладоискательства. Как витамины поступают в организм в комплексе с защитной оболочкой от пищеварительного сока, чтобы дойти на своих тканей неразрушенными, так и неологизм должен быть преподнесён не в «голом виде», но в контексте.