До станции была одна дорога,
Верней, тропинка, что зимой и летом
Казалась тьмой - слепой и непролазной.
Не потому, что засыпалась снегом
и набухала грязью, зарастала
Бурьяном с огнедышащей крапивой -
А потому что, всех по ней идущих,
Она зимой и летом проводила
По кладбищу заброшенному, где
Безмолвствовал потрескавшийся мрамор.
На впалых неухоженных могилах
Зло дыбились, щетинились оградки,
Уныло кособочились кресты.
Я это место пробегала… дико,
колюче трепыхалось за грудиной,
Мне чудились крадущиеся тени,
На шее - чье-то тяжкое дыханье,
Мольбы, молитвы, стоны…
Но когда
я уезжала навсегда - без страха
по кладбищу прошла, остановилась
у ангела, сидящего понуро.
Двух черных сколов на его крылах
Едва коснувшись, прошептала: «помним»
И услыхала - в мраморе глухом
Забилось сердце.
* * *
о тамбуров охрипший дым белесый росчерк
что отделяет свет от тьмы и день от ночи
где жизнь к вагонному стеклу - проездом мельком
плацкартных сот шмелиный гул узкоколейки
забудь про маленькую смерть смотри там осень
и неба мраморная твердь в порезах сосен
цеди из гущи тишины без сна без счета
чай в подстаканнике вины… а на четвертый
сойди не ощущая дна у тени - тенью…
успей Господь в четыре дня… с благословеньем
* * *
Там будут долги дни и жизнь длинна,
У жертвенных костров из прошлогодних листьев
Согреется ничейная вина…
И раз тебе пришлось надолго поселиться
В моей душе - безвылазной глуши -
Живи, горчащим воздухом дыши,
Прислушивайся к битвам воробьиным.
К шептанию дождя с промокшей глиной,
К ночной метели - серой, как зола
К призывным дребезжаниям стекла,
Когда (все мимо, мимо!) мчится поезд,
И вероломно женщину увозит,
Которую ты так и не узнал.