У самого подножия Кавказа,
Там, где холмы в густой одеты лес,
Природа так приятна здесь для глаза,
Под теплым солнцем ярче синь небес.
Весною лес, как в кружева одетый,
Такую красоту любить не грех.
А к осени, в нем южным солнцем взгретый,
Чинар поспеет и кизил, орех.
Не перечесть всего, что здесь родится,
Лет сто растет дуб, желудем соря.
В тенистой тишине родник струится,
Прохладным хрусталем в ушах, звеня.
А сколько здесь зверей и разной птицы,
Своей тропою бродит вепрь-секач,
Газель, как ветер меж деревьев мчится
И песнь выводит соловей-скрипач.
Легенды ходят, создаются мифы,
Немало лет уже тому прошло,
Как в сей земле, прекрасной, жили скифы,
Творя свое простое ремесло.
Зовется это место – Адыгея.
Накрыл его сплошь, зелени потоп.
Река Курджип под небом голубеет,
Столица – город небольшой, Майкоп.
Тут воздух духом древности пропитан
И, будто скифских слышен звон мечей,
Народ на прочность, временем испытан,
Не произносят зря пустых речей.
В двух километрах, за хребтом высоким,
Там, где река меняет круто бег,
День ото дня поток воды глубокий,
Обрывистый подтачивает брег.
Раз, как-то я, тогда еще мальчишкой,
С гурьбой детей по берегу бежал.
Там, у воды, в обвале, в метре с лишком,
Гляжу, лежит старинный нож – кинжал.
Поднял его с огромным интересом,
Держу в руках послание тех лет,
Сплошь ржавчина по лезвию с эфесом
И сгнили ножны, их с кинжалом нет.
«Вот это вещь! Мне будет он забавой!
И сколько ж лет в земле он пролежал?
Но чей он был? Какой овеян славой?
Какую прожил жизнь? Кого сражал?»
Друзей за поворотом скрылись спины,
Прохладу стали глажу я рукой,
А в голове рождаются картины
И путь его рисуется такой:
1
За горой высокой уж и солнце село,
Звезды серебристой россыпью зажглись.
Уж на небе зорька алая истлела
И ночные звери в круг на пир сошлись.
На лесной поляне сплошь костры пестреют,
Отблесками пламя освещен шатер.
У костров, повсюду, скифы пищу греют,
Бряцают доспехи, дух стоит остер.
Близ шатра, в сторонке, из жердей ореха,
Крепкими ремнями связана стоит
Клетка. В ней, как птица, в платье сплошь в прорехах,
Красоты небесной, пленница сидит.
Неусыпным оком «золотую птицу»
Под приказом строгим крепко сторожат,
Глаз не закрывают, ночью им не спится,
Головой своею тоже дорожат.
…
То не горлица, да с голубком воркует,
То не песня счастья в тишине звучит.
То сердечко с болью девичье тоскует,
Словно вещей птицей к милому летит.
Где ты, мой любимый, сокол ненаглядный,
Жив ли? Да услышишь, ты, мою печаль?
Полонил голубку ворог беспощадный,
Даже не успела умереть, а жаль.
Вот теперь сижу я в деревянной клетке
И с восходом солнца будет решена
Судьба моя. Знаю, бывает не редко,
Буду хану скифов, в жены отдана.
Поведет в шатер он, грязный пес поганый,
Чтобы надругаться вволю надо мной.
Но, скорей умру я, чем прожить с врагами,
Позорною жизнью, под крышей одной.
2
Там, где Курджип излучиною вьется
И меж красивых берегов бежит,
Аул к горе высокой тесно жмется
И торный путь через него лежит.
Окинешь взглядом, пышно расцветает
По берегам, деревьев хоровод.
Калина гроздьями к воде свисает,
Пожаром, пламенея, каждый год.
…
Юсуп, когда-то был джигитом славным,
За ним не мало числилось побед.
Теперь хозяином он жил исправным,
В богатстве, в радости, не зная бед.
Но самым ценным, что у него было,
Ни с чем на свете просто не сравнить,
Так это дочь, красавица Земфира,
Однажды встретишь, больше не забыть.
Коли идет, как солнышко сияет,
Заговорит – родник струится с гор.
Улыбка зорькой утренней сверкает,
А запоет, то птичий смолкнет хор.
И от любви к ней не один страдает,
Но лишь Булат ее разбил покой.
Лишь перед ним сердечко просто тает
И только он ей нужен вот такой.
Весна семнадцатая ей минула,
Ему уж двадцать третяя пошла.
Любовь, как море души захлестнула,
Девятым валом в их сердцах росла.
И сколько ими встречено рассветов?
И сколько тайных высказано слов?
А сколько ей подарено букетов
Душистых, горных и лесных цветов.
Уж кунаков к Юсупу засылали,
Уже назначен женихом калым,
Уже гостей на свадьбу созывали,
О том по всюду весть ползла, как дым.
И вот Юсуп, со всей своею свитой,
На свадьбу звать поехал праотцов.
В ауле женщинам с детьми защитой
С десяток лишь осталось храбрецов.
И, только скрылись за горой высокой,
Коварный враг сего, как будто ждал,
Большой толпою, дикой и жестокой,
Аул в кольцо со всех сторон зажал.
Кровавая здесь завязалась битва,
Стояли на смерть и сверкала сталь,
Булат, кинжалом острым, словно бритва,
Разить врагов, неудержимо стал.
Как черт вертелся, то он вдруг пригнется
И вражеские стрелы пролетят,
То от меча, не глядя, увернется,
Сразить не могут, как того хотят.
Но бой жестокий и не равны силы
И вот уже сражен мечом Булат.
Он небосвод на миг увидел синий,
Кровавый залил взор его закат.
Померкло все. Борьбы неравной Лиры,
Не слышал, постепенно увядал.
Лишь взором внутренним своей Земфиры
Черты, такие милые, видал.
А враг, сломив бойцов сопротивленье,
Когда уж некому остановить,
Грабеж стал и сплошное разоренье
Повсюду беспрепятственно чинить.
И, так как всех, Юсупово жилище,
Коварный враг нещадно разорил.
На месте том осталось пепелище,
Земфиру дочь – красавицу пленил.
Увел ее в неведомые дали,
С собой богатство прихватил и скот.
В ауле сакли тихо догорали,
Да лишь скорбел, оставшийся народ.
Вот землю ночь крылом накрыла черным
И глухо ухает в лесу сова,
Да дверь скрипит под ветерком проворным,
Да тлеет, кое-где, еще трава.
А утром, когда солнце бриллианты,
Зажгло на травах в капельках росы,
На разные щебечут варианты
Семейства птиц прибрежной полосы.
На самом берегу, в траве, под кленом,
Раскинув руки, наш герой лежал.
Как на ковре пушистом и зеленом
И крепко в кулаке сжимал кинжал.
Лицом он бледен, весь испачкан кровью,
На теле множество различных ран.
Остался след меча над левой бровью,
Обмяк, когда-то гибкий, крепкий стан.
Старушка мимо шла, остановилась,
Услышав, будто где-то слабый стон.
Поближе подошла и наклонилась.
«Пить…» чуть слышно простонал вдруг он.
С реки водою губы лишь смочила,
Обмыла кровь немного, как смогла.
К себе домой его перетащила,
От смерти верной парня сберегла.
3
Лишь озолотило солнце кроны леса,
По лесной поляне утренний туман,
Словно дыма снизу стелется завеса,
В нем шатров плывет ладьями караван.
Все костры погасли, стихли разговоры,
Утренняя дрема сладостно томит.
В деревянной клетке крепкие запоры,
Пленница Земфира в ней одна сидит.
Взгляд ее потухший, блеск не излучают
И от слез припухли карие глаза.
Но еще прекрасней, в скорби и печали,
Хоть пиши портреты и на образа.
Но вот солнце выше, посильней пригрело
И седой растаял без следа туман.
Жизнь, как прежде, снова бурно закипела
И в шатре проснулся скифский грозный хан.
Вновь костры повсюду красным жаром пышут,
Жареное мясо запахом манит.
Псы за кость грызутся, окриков не слышат,
Над поляной гомон утренний стоит.
Вот к себе Земфиру хан повелевает
Привести немедля. Стражники бегут
И ее из клетки тут же выпускают,
И в шатер богатый под руки ведут.
Вот ее заводят и к ногам бросают,
Хан велит подняться, сесть перед собой.
Стражу молча, жестом тут же отпускает,
С пленницей остался только молодой.
На нее он долго, с любопытством смотрит,
Как пружина, сжавшись, перед ним сидит
И неволя даже красоты не портит,
Лишь, в глазах прекрасных, ненависть кипит.
Нелегко, пожалуй, приручить девицу,
Но раз выбор сделан, нет пути назад.
Ведь не отпускать же пойманную «птицу»,
Чем она строптивей, тем сильней азарт.
И решил, что время, лекарь самый знатный,
А его терпенье – не великий труд.
Приказал он страже, вызванной обратно:
«Пусть ее накормят и опять запрут».
Так распорядился, предался утехе
И решил сегодня посетить гарем.
Отдохнуть с неделю, никакой помехи
Для него и войска не было совсем.
4
Старушка, что Булата подобрала,
Тепло души дала ему и кров,
Лечебных местных трав всю тайну знала
И «колдовать» взялась без лишних слов.
Примочки делала, лесным отваром
Поила. Мазями снимала боль.
Через три дня, поэтому недаром,
Лечение сыграло свою роль.
Стал на ноги вставать, пропала слабость
И новой силой тело налилось,
Физическая приходила радость,
Лишь сердце по Земфире извелось.
Тут и Юсуп уж к дому воротился,
Увидел разоренный свой очаг.
В великом горе головой склонился,
Блеснули слезы вдруг в его очах.
Но ведь не время предаваться горю
И не к лицу джигиту слезы лить.
Кипит душа, подобно злому морю
И выход ищет ум, как отомстить.
И вот Булата посылать решили,
С врагами в бой он вновь вступить был рад,
А с ним отряд тот час же снарядили,
Отважных, смелых, молодых ребят.
Не мешкая, закончили все сборы,
Отточен до блеска в ножнах кинжал.
Не разводя пустые разговоры,
Юсуп ребят на поиск провожал.
Дорога под ногами лентой вьется
И неизвестно, что там впереди?
Навстречу милой сердце птицей рвется,
Стучит тревожно у него в груди.
Любовь Земфиры, месть вели Булата
И безошибочно держал он путь.
Неотвратима для врага расплата,
Осталось гору лишь перемахнуть.
…
Над лагерем врага уж ночь нависла,
Едва лишь тлеют кое-где костры.
Еще луна на небеса не вышла,
Но уже дремлют скифские посты.
В лесу ночной, вдруг, птицы крик раздался
И ей ответил жуткий волчий вой,
И куст, как на ветру заколыхался,
И побежал к поляне сам собой.
И, в тот же миг, откинув маскировку,
Булат с друзьями, вставши в полный рост,
И, проявив уменье и сноровку,
Бесшумно обезвредил каждый пост.
И вот врагу внезапно, ночью темной,
Возмездия, кровавый час настал.
Булат крушил со злостью неуемной
Всех, кто ему под руку попадал.
И тут он вдруг заметил на пригорке
Шатер. В нем свет. Послышался ему
От туда крик. Увидел тень на шторке
И бросился, не мешкая к нему.
5
Едва мерцает свет. И в мягком полумраке,
День третий, среди жен, хан нежится, лежит.
Приятный аромат. У входа две собаки,
У каждой с языка на пол слюна бежит.
Двенадцать жен вокруг, и день и ночь хлопочут,
Стараются во всем, чтоб хану угодить.
Но хмур он и суров и видеть их не хочет,
Лишь пленница в глазах его всегда стоит.
И принял, наконец, он для себя решенье,
Оставил жен своих и поспешил в ночи
Обратно в свой шатер, туда, без промедленья,
Не слыша, как в лесу вдруг где-то сыч кричит.
И вот с Земфирой вновь они в шатре вдвоем,
К ней страсть влечет его неудержимо.
Уже который раз, твердит он о своем,
Но все слова его проходят мимо.
«Ты меня не бойся, нежной будь со мною
И тебе воздам я счастье и богатство,
Сделаю в гареме старшею женою,
И с отцом твоим я заключил бы братство».
«А зачем богатства, коли жить в неволе?
Да и кто же в клетке счастье обретет?
Ноет мое сердце по дому до боли,
Там меня любимый с нетерпеньем ждет».
«Ты пленница моя, во власти ты моей
И сделать все могу я, что хочу с тобою,
Но красотой сегодня я пленен твоей,
Прошу, своей подумай трезво головою.
Так будь моей женой, коль нет, тогда умри!»
Кривым ножом уже он замахнулся.
Земфира вскрикнула, закрыв глаза: «Бери!
Ты мою жизнь, чем честь!» Он вдруг согнулся
И ниц упал. В спине его кинжал торчал.
Не произнес не звука, умирая.
Над ним стоял Булат, взволновано кричал:
«Земфира, ты свободна, дорогая!»
Глазам своим, не веря, кинулась к нему,
Душой и телом стала с ним едина.
Благополучно кончилось все потому,
Что крепкая любовь непобедима.
В назначенный день свадьбы прибыли домой,
Со всех аулов гости подоспели,
От радости Юсуп пир закатил горой,
Три дня гуляли, ели, пили, пели.
Эпилог
Булат с Земфирой очень долго жили,
В любви и счастье протекал их век.
Детей себе немало народили,
Ни кто не знает, сколько человек.
А умер в возрасте Булат преклонном,
Земфиру только на год пережил
И сын его, как принято законом,
Кинжал его в могилу положил.
Время сгладило могильные холмы,
Давно исчезли тех времен обломки.
Но не можем отрицать сегодня мы,
Что где-то с нами их живут потомки.
написана в 2002 году.