...И белые крылья, и змея отпустишь, скорбя.
Но те и другие живут, лишь пока несвободны.
Ольга Дмитри Ева
Оторвать бы подошвы от тёплой планеты моей
И шагнуть в синеву притворившейся небом криницы...
Так под рокот трещотки воздушный ребячливый змей,
Вырываясь из рук, ощущает себя соколицей:
Улетай хоть до пятого облака, хоть до второй
Подмигнувшей звезды, затонувшей в доатласной эре,
Прихватив по пути полосатое чьё-то перо
Или даже одетую в синее строгую Мэри.
Все дороги распахнуты. Можно не помнить о тех,
Кто летел, не узнав - как стрела с желобка самострела -
Что криница небес перевёрнута донышком вверх
И чем ближе к нему, тем всё меньше отличие тела
От души; тем непрочнее память о синей земле
Под загадочным взглядом созвездий, уже не знакомых,
Оставляющих чёрные пятна на белом крыле -
Пятачки пустоты - и колючее семя в заломах;
Тем свободней лететь, даже если лететь по прямой
Не пускает шнурок, затянувшись на рейке наружной.
Сны крылатых - не сны, а попытка вернуться домой
Столько жизней подряд, сколько будет для этого нужно.
Тот, изгнавший их мир, остаётся сердечным кольцом,
Прорастает узлами и учит покинувших гнёзда
Подниматься на цыпочки, вверх запрокинув лицо
В безотчётном желании спутать планету и звёзды,
Стать пернатым Вселенной, замкнувшей спираль вдалеке
За воздушной подушкой и лёгкою солнечной пылью.
Для летучего змея в моей ослабевшей руке
Небо - это чуть выше его разрисованных крыльев.
Он петляет и злится, стараясь слегка накренить
Непослушное тело, чтоб в струях поющего света
Разорвать наконец эту тонкую белую нить,
Через пальцы мои уходящую к сердцу планеты.