На берегу Араза* мой бостан** был бы,
Посадил бы иву, разные цветы,
Под тенью ивы мой шалаш был бы,
А в том шалаше очаг ожил бы…
Рядом с очагом была бы моя Шушик,
Любить друг-друга Вечно поклялись бы …
На берегу Араза* мой бостан** был бы
Вечно Творил бы для любимой Шушик…
*Араз-Аракс – мать река Армении.
** Бостан – бахча, сад
ШУШАНИК МАТАКЯН
Снова беру в руки перо, макаю в моё больное и кровоточащее сердце, и пишу тебе, Шушик. Пишу я, Аветик Исаакян, всего несколько строк. Почему пишу? Что заставляет меня писать? Любовь? Я тебя не люблю. Ненависть? – Я тебя не ненавижу, но ты присутствуешь в моей душе как тяжёлый сон, как несчастье, как кошмар, как наваждение. Я хочу тебя истязать, я хочу тебя тысячи и тысячи раз убить, убить, снова убить. Вечно воскрешать и убивать, вечно жить и вечно тебя убивать. Но я не в силах. Всё моё естество - это добро! И самое печальное то, что я ещё в твоей паутине. Что делать? Как освободиться? Иногда моя ненависть размером с бездонное море, но иногда я люблю тебя и готов целовать твои ноги, а когда вспоминаю прошлое, превращаюсь в бурю.
Ты не ищи в этих словах, какой-нибудь смысл. Я пишу, почти ополоумев, и до конца жизни больше ни одной строки тебе не напишу, и в твои глаза не посмотрю. Бог свидетель, последний раз перед тобой буду плакать, и ругать тебя – материть все твои святыни, потому что ты все мои святыни осквернила, потому что саму мою любовь выгнала, как собаку, потому что ты меня замучила , бесконечно уничтожая.
Ты говорила, что не любишь меня. Знаю, знаю, но это не давало тебе право надо мною издеваться. Я же положил к твоим ногам любовь, охватывающую космос., Отвергнуть и выкинуть! Ведь я, Шушик-джан, был человеком. Ведь были дни, когда ты хотя бы уважала меня. Словами «дорогой» и «джан» играла со мною… и после всего этого ты меня растоптала ногами, молодое сердце пронзила кинжалами и не вытащила их, оставила в моём сердце. Эти кинжалы остались, заржавели и омыли моей кровью все мои шаги. Но ты отнеслась ко мне с издёвкой, бессердечно и бездушно.
Если бы я любил своего самого заклятого врага малой толикой той любви, которою буре подобно тебя любил, то мой враг обнял бы, обласкал бы и утешил меня…
А ты – ты знала о моих муках, но не подошла, не сказала ни одного утешительного слова… я у тебя любви больше не просил, обладать тобою не хотел, но хотел в тебе видеть человека…
Ты оправдывалась, что тогда была молода и подпала под чужое влияние… но, но… ведь молодость обладает и всепрощающей душой. Разве ты была несмышленым отроком? Нет, ты была созревшая, даже перезревшая настолько, что кинулась в объятия первопопавшемуся мужу…
Да, мы потом подружились, может быть, потом ты меня полюбила, но с того дня я начал тебя ненавидеть и материть, ты меня полюбила не чистой любовью, а физической…
Меня тошнило от тебя, но я смертельно любил тебя. Ах, целых 13 лет ты сидишь и держишь весь… весь мой мозг, всю душу и оскверняешь всё моё небо… Ты меня обескровила. Может невзначай, ты убила мой талант, ты меня толкнула в тяжелейшую депрессию. Когда я, полностью поглощенный мыслю о самоубийстве, неожиданно проснулся (меня вывел зов народа, революция), на своём уничтоженном гене я увидел, как перед глазами рассасываются иллюзии, падают завесы, увидел тебя, как самую худшую женщину среди всех женщин… и обматерил тебя первый и последний раз самыми сильными в мире матерными словами, тебя - мою душу, мой идеал. Теперь волосы дыбом встают, и стесняюсь я, и ужасно мне от этих слов… и от того дня, когда написал…
Шушик, ненавистная, любимая Шушик, я иначе не мог, я должен был или тебя оскорбить, сбросить вниз, чтобы освободиться от этой драконоподобной любви, что меня вампирила, или убить тебя. Но убить я не смог, потому что это противоречит моей природе. Во мне много жизни, много сил жизни, много любви. Но обматерить смог, конечно лучше бы умереть, чем дожить до того дня, чтоб осквернить святую мечту, осквернить, растоптать ногами,… но всему этому виной только Ты…
Сейчас я хочу признаться: о своих словах не жалею, но этими оскорблениями я не вылечился. Ты открыла огромную, страшную рану в моей душе и не одним небесным иль земным лекарством не вылечить её,… если даже сейчас станешь моей женой, я сразу убегу от тебя, станешь прежней Шушаник, я убью тебя, чтоб не видеть цепь дальнейших страданий, что годами меня мучили…
Но теперь, теперь я плачу и из сердца кровь капает,… уйди, Шушаник! Бог с тобой, живи ради своих детей, не проклинай меня, моё имя никогда… никогда не вспоминай нигде, ни с одним человеком, прошу тебя. Похорони меня навечно для себя, никогда на меня не смотри, дай честное слово именно так действовать. Пусть я буду совсем не рождённый для тебя. Душа раскалывается, когда представляю, что иногда ты можешь вспомнить меня. В храме не надо вспоминать имя, которму в этом храме не преклоняются, не подчиняются. Нельзя в этом храме ставить чуждой иконе жертвенник. В храме твоей души пусть я буду отсутствовать, я чуждый, непознанный Бог там…
УМОЛЯЮ ТЕБЯ…
Я БУДУ ПРОДОЛЖАТЬ ДЕЛАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ.
ТЫ ДЛЯ МЕНЯ УМЕРЛА! УМЕРЛА!
ПЛАЧА, ЦЕЛУЮ ТВОЮ МОГИЛУ
И НАПРАВЛЯЮСЬ В ПУТЬ
ИСКАТЬ НОВОГО БОГА…