Василию Андреевичу Рябову,
моему прадеду посвящается…
Два миллиона, сгинувших без следа,
отчетливо из памяти глядят.
Нужна была красивая победа
нам в городе с фамилией вождя.
Назад ни шагу – по веленью долга…
Объялось небо заревом густым,
бомбили с трех сторон, горела Волга,
стелился ядовито-черный дым.
На переправах заживо тонули
гражданские, военные и скот.
Со взрывом каждым, с каждым свистом пули
в ковчег не превращался пароход.
В баркасах, баржах, катерах и лодках
понтонных батальонов участь вся
рвалась и криком застывала в глотках
о том, что Стикс переплывать нельзя.
Но люди шли и делали работу,
по десять рейсов в день туда-сюда,
челночили сквозь ад по эшафоту,
когда алела от крови вода.
Не повезло, что оставляли силы –
письмо мое запишет медсестра.
Солдатские слова вберут чернила,
их полный смысл я завещал ветрам,
что выполнил свой долг Василий Рябов,
чтоб поколений не прервалась нить,
мой скромный долг вселенского масштаба,
чтоб отчий край потомкам сохранить.
___________
Передвижной полевой госпиталь
четыреста семьдесят второй –
как чаша, которая отпита
с предчувствием доли сырой.
Пятьдесят второго отдельного
батальона связи сержант,
весь в бинтах из белья нательного
прошепчу свой последний диктант.
Я скончаюсь от ран четвертого
кровоточащего октября,
под завесой запаха спертого
и пойму ясно смысл псалтыря.
Берег левый. Ахтуба Средняя.
Ранен в грудь, переправлен сюда.
Поминайте же за обеднею
с доброй памятью навсегда.
Ненаглядные мои девочки,
бережет пусть судьба вас от бед.
В косах Кати и Лиды ленточки
в моей памяти, как амулет
От смертельного обстоятельства,
Двадцати миллионная часть
Непреложного обязательства
На дорогах войны не пропасть.
Когда-то из уст моих правнуков
Эта речь снова в мир потечет,
Чтоб побегами старых кустарников
Подвести окончательный счет.
1942