В Японии 3 марта праздник девочек был, сегодня в нашем мире праздник бабушек отмечают, скоро вообще – 8 марта, надо бы о вешнем запахе, капели, скворцах... а у меня – ничего. Хотя, надо признаться, и без меня лиризма хватает. Пройдёшься по лентам и сайтам, так пропитаешься этим самым лиризмом, что у самого рука уже не поднимается. Известно, что на восьмое марта ни в коем случае нельзя делать женщинам подарки «с юморком», но у меня кроме пародий ничего на ум не идёт. Судите сами, прочитаешь такое:
«А, быть может, здесь вился огонь,
В печке маленькой, стало быть, тесной,
О любви напевала гармонь,
И об этом осталась лишь песня…», автор Черный Ворон,
и понимаешь: всё перегорит и останется ли песня, это ещё вопрос. Так грустно станет, что на ум приходят строчки из цикла «ШАНСОН» Натальи Морозовой:
«Но через год здесь ТВОЙ ЛИЦ
не признают,
Все позабудут, любя….»
Да, только сила притяжения поэзии настолько велика, лирическая отрава так глубоко проникла в душу, что опять мышка скользит в сторону поэтических сайтов… и, конечно, натыкается на произведение by Mihail Aleinik:
«Я обнимаю ствола плечи,
За ветви хладные держу.
Но я их не слышу речи,
Хотя такой давно хочу.
Люблю вечернее свеченье
Я под вербою у реки
И к сну идущее селенье,
Как по реке плывут венки.
Любуюсь тайной красотою,
Хоть слов о ней мне не найти,
Сидя под пышною вербою
В начале ночи на пути.»
Слышите, как это созвучно знаменитым строчкам «отговорила роща золотая…» и невольно рождается аллегория:
Растёт берёзовая роща
К моей деревне на пути,
И целый день она бормочет,
Но вот о чём – поди, пойми!
Хоть надо мне домой до ночи
Добраться, только не могу –
Секреты интересны очень ,
«узнай!» - приказ засел в мозгу.
Я обнимал стволы за плечи,
За ветки дергал, умолял…
И топором в сердцах калечил!!!
Но ничего не разобрал.
Чтобы разобраться с обуревающими чувствами хочется куда-то бежать, что-то читать… но опять на глаза попадается Mihail Aleinik:
«Я искал тебя по свету:
Ездил в Лондон и Париж
И приехал я в Клайпеду
Ты на пристани стоишь.»
Рука автоматически, без участия мозга начинает выбивать на клаве:
Никогда ни до, ни после
Я такую не встречал:
Был в Париже я и в Осле,
Ездил даже в Махачкал.
Путешествуя по свету –
Всем заглядывал в глаза,
Наконец попал в Клайпеду
И лишь вышел на причал…
Ты стоишь! Ни под, ни возле
А по центру пристани,
Подошли к тебе матросы
И куда-то увели…
Вот-вот! Там, где, кажется, что уже поймал, нашел что-то важное и дорогое – оно опять уходит под ручку с брутальными матросами или уносится с вдохновенными поэтами пьяными от прихода весны. Как соперничать с такими откровениями :
«Весна вошла в свои права,
Резвится.
Запели птицы,
Пробивается трава.
Мне не нужны уже слова,
Хочу я в ветер превратиться,
Носиться по просторам,
И в лесах укрыться,
Увидеть как из почек
Вылупляется листва,
И ароматом смоляным напиться,
Допьяна.
Сосать из воздуха лучи,
И заискриться.» Алексея Митина?
Остаётся только выйти на крыльцо, открыть рот и заорать благим матом:
«Сосу весенние лучи
До хруста за ушами!
Не надо мне мозги лечить -
Сосать лучи я вправе!»
А насосавшись – заискрить:
Пусть лупятся стишата!
Их с легким сердцем – раздарить…
Наверно так и надо…