Алкашова доля наша незавидна и темна.
Те, кто днем и ночью пашут, те не знают вкус вина.
Я прошу супругу Зину, чтоб слетала в магазин.
Но у ей с бельем корзина, чтоб ей в супе керосин.
Сгоношились, наскребли на бутылочку мы все же,
В кулаке зажав рубли, побежали в лавку с Лешей.
Леша, Леша, леший мой, по дороге потерялся.
Взял тебя бы домовой! Знал бы ты, чем я питался!
Значит, тропочкой знакомой приобрел одеколон.
И на кухне управдома раздавили бутыльон.
Он хоть и домоуправ, но алкаш и в доску свой.
Похмелились, закусили чуть притухшею воблой.
А потом разговорились, потекли ручьем слова.
Ну, чуть-чуть поматерились про житейские дела.
Слышу, Зина окликает, сунув в форточку свисток.
Всё она-то понимает, а не дала на глоток.
Я лечу домой на крыльях, а жена мне от двери
Кулаком - по хилым брыльям, - мол, опять я во хмели!
Да ты что, Зинуль, нюхни! Только-только вот побрился,
А что запах изнутри – это он тебе приснился.
А что кос один глазок? Это, Зина, от рожденья.
Это, Зиночка-дружок, лишь твое воображенье,
На сухую я сидел, хочешь - верь, а хошь - не верь.
А жены басок гудел, что дрожала наша дверь.
Вот и сетую сейчас, - ох, алкашья долюшка!
Тяжела, хоть вырви глаз, и темна, как полюшко…
*** (3 окт.1997)
памяти В. С. Высоцкого