Эти руки живут своей жизнью:
Где-то в бедности вечного Рима.
Эти пальцы вспороли воздух.
В доме не было пианино.
В этой нежности глаз закрытых,
Что рождали скрипичную вечность,
Было больше чудом слитых,
Чем развенчанных под механичность.
В волшебстве деревянного стука,
За отсутствием чувства клавиш:
Разлеталась меланхолией звука,
Музыка сердечных ристалищ.
Играй пианист, играй,
Как будто фаланги в огне.
Лей, пианист через край,
Эту музыку в голове!
И на пепле обглоданной жизни
Расцветала как будто назло:
С наглостью дикой вишни,
С силой эпических слов.
Эти ноты совсем не для слуха:
Они пыльца для жадно вдыхающего.
Мелодия веса тополиного пуха,
Мелодия с силой руки утопающего
В этой странности телодвижений,
В мягкой магии синусоид:
Умирал и рождался гений,
Растворялся в воздухе стоик
Играй пианист, играй,
Как-будто фаланги в огне.
Лей, пианист через край,
Эту музыку в голове!
В этом теле скитаться узнику,
В абсолютной тиши мезонина.
Разрывала голову музыка:
В доме не было пианино.