Я затянул предисловие своей истории.
Узнав, что можно возобновить визиты, я снова стал завсегдатаем того дома.
Стал встречать там бывшего хозяина уже, как гостя, познакомился с новым мужем хозяйки.
В доме прибавился ещё один младенец.
Старшие дочери подросли и стало явно, что со временем, они вырастут в красавиц и умниц, превзойдут свою, хотя и очень милую, но простоватую мать.
Впрочем, время не портило их мать. Наоборот, она становилась с возрастом всё интереснее.
Если раньше мы все были в неё немножечко влюблены, то сейчас я понимал, почему её можно любить.
Было в ней что-то такое, не объяснимое словами, но от чего невозможно было оторваться:
то ли взгляд глаз непонятного цвета - то темневших от гнева, то совершенно зелёных, то жёлтых прищуренных, как у кошки; то ли волосы, иногда заплетённые в косу, иногда собранные узлом на затылке, притягивали нас. Длинные, тяжёлые, с медным отливом.
Она сама была высокая, тоненькая, несмотря на материнство.
Может быть, её непостоянный характер: она могла хмуриться и печалиться, а через минуту уже смеяться сквозь слёзы.
Любимой присказкой её было: «Я не плачу, я пою»
Мы не знали, что это слова из старого фильма с Лялей Чёрной, которую в той семье обожали, как и цыганскую песню.
Тогда, можно сказать, во второе наше знакомство, я встретил впервые мать хозяйки дома.
Удивительно моложавую, похожую лицом на дочь, женщину.
Она доставала дочери до плеча, но совершенно такие же глаза, совершенно такой же переменчивый характер.
Мне показали фотографии матери в молодости. Сходство с Лялей Чёрной было поразительное.
Мать, смеясь и понизив голос, поделилась, что по семейным преданиям Надя Кисeлёва -Ляля Чёрная им родня. Так говорил её отец, но ничем это не подтверждено и так...для красного словца.
Мать пела замечательно. Говорили, что и плясала, как молодая, глаз не оторвать.
Говорили, что и дочь её, хозяйка дома, умеет пройтись такой манерной проходкой, что дыхание останавливалось. Но дочь всегда отказывалась. Смущалась почему-то и всегда переводила разговор на другую тему при просьбе о танце.
Про что я мог подумать, куда захотеть пойти в самый сложный период своей жизни?
В один из тех февральских вечеров, когда тоска и скука гнали меня из одного бара в другой, когда мысли путались и отчаяние подкатывало, решился я, без звонка, посетить тот самый гостеприимный дом.
Проблемы мои были самые, что ни на есть житейские: сокращение на работе, долги по ипотеке, женщина, с которой я жил, ушла из-за всего этого.
Грыз я сам себя, поедом ел.
Фирма, в которой я работал обанкротилась. Вернее, мы – наёмные работники думали, что обанкротилась. Время было смутное. Владельцы смогли перевести активы на запад и обанкротили фирму, чтобы не платить нам компенсацию.
Банк, в котором я держал свои сбережения тоже умер, как говорится, естественной смертью. Государство выплатило вкладчикам с каждых десяти тысяч крон по тысяче.
Вот на эти деньги я и жил.
Понимал, что лишь вопрос времени и я остаюсь без квартиры и без автомобиля.
Даже снимать отдельную комнату было не на что и вернётся взрослый лоб к родителям: «Принимайте блудного сына. Мне жить негде и кушать не на что»
Особенно обидно было то, что моя подруга – красавица не захотела быть со мной, устроила показательный скандал, что я не могу дать ей на что-то «совершенно необходимое, у всех есть» денег и, собрав вещи, ушла. Не побрезговала, всё, что я ей дарил, забрала с собой. Я и сам бы не оставил. Но, в глубине души, надеялся, что предложит продать украшения, чтобы поддержать меня. Как благородный человек, я бы отказался. Но...
Я оставался совсем один.
Все друзья-собутыльники оказались заняты. Понятно. К чему им общаться с неудачником? Негатив притягивает к себе негатив.
С этими мыслями я добрался до нужного мне дома. Благо дом находился, практически. В центре города. Старый, сталинской постройки дом, где комнаты с высокими потолками и толстые стены, не выдающие чужих тайн.
Звонок у них не работал или был отключён.
Я постучал. Мне открыли быстро, как будто поджидали у двери.
Открыла мать хозяйки и не сразу узнала меня.
Взгляд её живых глаз угас при виде меня. Ждали, видно, кого-то другого.
Когда я назвал себя, посторонилась и пригласила на кухню, предложила чаю.
Она была одна дома, присматривала за детьми. Впрочем, дети уже спали.
Потому и звонок был отключен, чтобы не будить.
Дети в том доме прекрасно спали под наши разговоры, под музыку.
Я удивился переменам и тому, что не было хозяйки.
Дочь её с мужем должны были скоро вернуться, ушли кого-то встречать.
Мать хозяйки заварила свежего чаю.
У них всегда был чай.
Положила в заварку порезанные шкурки от яблока, что придало чаю аромат, от которого голова идёт кругом.
Выставила на стол, на тот самый знаменитый круглый стол, розетку с вишнёвым вареньем: «Сама варила, угощайся», розетку с мёдом, пряники и, внимательно посмотрев на меня , видимо прочитав по моему лицу о моих волнениях, принесла небольшую бутылочку настойки на травах.
«Не повредит тебе сегодня»
Тепло чая и дома разговорило меня и я, сам не ожидая, рассказал пожилой женщине обо всех своих бедах и несчастьях.
Я не рассказывал этого никому: ни своим друзьям – собутыльникам, они и слушать не хотели, ни родителям.
Мои отношения с родителями были прохладными. Они любили давать советы и, как мне казалось, не понимали меня. Что мне советы, когда я сам знал, как нужно. Знал теоретически, но на практике часто это знание было неосуществимо.
Тут выложил всё, как на духу.
Она помолчала. Вздохнула и предложила мне раскинуть карты на «что было, что будет и чем сердце успокоится»
Вот тогда я и узнал об их «цыганской крови», о которой упоминал в начале рассказа и которая, как оказалось, так важна.
Кто бы мог подумать!
Университетское образование, воспитанность, тактичность.
Эти люди никак не соответствовали нашим стереотипным представлениям о цыганах.
В семье не кочевали с прадедов, учились. Кровь мешалась. Тогда я подумал: «Какие вы уже цыгане! Вы, как и я сам, русские.»
Да они и не отрицали, что русские, не выпячивали доставшиеся им от предков, с кровью, умения и интуицию.
Женщина сказала, что давно карт не раскладывала и, чтобы я не верил услышанному.
«Так. Время проведём. Развеемся.»
Конечно я согласился.
Её спокойная, размеренная речь успокоила мою душу, вернула мысли на место.
Конечно она пообещала мне, что всё устроится. Что я найду новую работу, лучше прежней. Что ценить меня будут на ней, как на прежней не ценили. Что по карьерной лестнице буду быстро подниматься. Сказала, что родители мои за меня переживают сильно, так сильно, что словами высказать не могут, что мать моя свечки мне во здравие постоянно в церкви ставит.
Этого я не рассказывал, что мать моя в храме каждые выходные и знакомы они не были, встретиться не могли. Родители мои были люди простые, без образования. Может и вправду, добра мне желают, думал я, но не умеют показать.
По их мнению, моя компьютерная профессия была никчемной, ничего не производящей. Отец, всю жизнь проработавший на заводе, понимал так, что деньги платят за труд, а не за сидение у компьютера.
Слова женщины, сидящей рядом со мной, заставили меня задуматься.
«Ты не заснул, дорогой мой?», - она потормошила меня за рукав.
Дальше она рассказала мне, чтобы я не жалел об ушедшей подруге. Что не любила она меня, только удобства от жизни со мной ценила. Как неудобно стало, так и ушла. Что встречу я женщину. Скоро встречу. С дитём она будет, намаявшаяся от жизни.Полюбит она меня пуще самой себя и сына мне родит.
Жить мы с ней будем до старости. Старики мои её примут и полюбят и дитё её примут, как родное. Что она примирит меня с родителями.
Я слушал и говорил себе: «Все гадалки говорят одно и тоже. Успокаивают.»
Денег с меня за гадание, как на улице, не спрашивали, наоборот, всячески угощали.
Я расслабился, поблагодарил и наша беседа потекла своим чередом.
Не упомню, к чему разговор зашёл, но услышал я историю одну, жизни человеческой и хочу вам её передать.
окончание в части 3