Зачин у лобного
2.
Смирнов смотрелся в лужу, словно в зеркало
и на него оттуда что-то зыркало,
там тучи шли куда-то эшелонами,
там купола острилися шеломами,
там в космос вышедший на зло врагам Леонов,
болтался к ликованью миллионов.
И мы пока не ведали талонов
на колбасу и масло. И неонов
был «брод», который расклешёнными
мели штанами всё же разрешёнными,
хоть осуждала ленинская партия
и Леннона, и юного Маккартни,
но все ж могли послать мы Запад на хер,
махер на шею намотав. И шАфер
с шофёром и веселым тамадою
налюбоваться парой молодою
у лобного, у места не могли,
покуда очередь, как бы в кишечник глист,
вползала в мавзолеистое брюхо,
как будто плёнка , что бубнила глухо
про вертухаев, лагерный барак,
под звон фужеров и гитарный бряк.
Блаженствовал жених на фоне Минина,
с Пожарским и фата по ветру Нинина
стелилась, будто след тот в Ле Бурже
советского «Конкорда», и уже
опять в фужер Царь-колокол- фужер
курантом звякал. И скупалась гжель
в «Березке» иностранцем. Неужель
мы на сверхзвуке их? И нам не жаль,
что во Вьетнаме их «Фантом» -винтом!
Пожалуй, порешим хотя б на том,
что Шолохов не хуже Кавабаты,
поди теперь друзья –лауреаты…
А как , однако, при врученье фрак
сидел ! Когда бы не Аржак
с Абрамом Терцем с клеветой огульной,
глядишь, за Мелеховым следом и Нагульнов…
Смирнов смотрел, как карнавальной маской
по луже гонит лист. И он с опаской
подумал: «Лицедейство! – вот зараза!»
В Большом театре два последних раза
он видел –Лебедь, Принц , Колдун и Яма
и он не усомнился ну ни грамма,
что средь антисоветского бедлама,
чтоб больше не явилось Мандельштама,
спровадить надо в яму колдуна...
И он представил - Озеро ,Луна,
плывущий черной гладью белый Лебедь,
такое сплошь случается в балете-
он Принц , к тому ж ещё при арбалете,
прицельный выстрел - падает колдун...
Смирнов подумал:" Разве я краду
МоцАрта у искусства, разве яд
ему в бокал тем самым сыплю я?"
И замер в стойке спаниель -вихоткой
лохматясь, -это началась охота,
вихотка же судье Смирнову- для
того, чтобы отшоркать кобеля.
И падала Земля, как в яму, в космос,
и битломан растил, как мысли, космы,
пока, как пленка сквозь лентопротяжку,
народ сквозь мавзолей, вздыхая тяжко,
струился на катушки площадей
наматываясь. Ленинских идей
торжествовали тезисы. Ну где
ещё, чтоб - в небе , на воде
и суше вольно бы дышалось так?
В Челябинске на пьедестале -танк,
в Новосибирске -ядерная физика...
И вдруг откуда ни возьмись -два шизика
с писаниями, с клеветою злобной-
и вот уже палач на месте лобном.
О , красная рубаха палача!-
первейший из заветов Ильича.
Куриных лапок добрые морщинки,
бороздки ли виниловой пластинки,
запиленной. И кто бы обвинил,
когда б не пожалели мы чернил,
чтоб снова славить дело Ильича,
тем самым жар в мартеновских печах
вздувая, и на каменных плечах
Атлантов, чтобы вера не зачахла,
неся свою идею миру бренному,
к тому же год лишь до генсеков Брежневу,
и выбран будет - такова программа!-
когда и Даниэля и Абрама,
который Терц, отправят все ж на нары
под звякание бардовской гитары,
хоть с тем и не согласен будет Плятт,
артист- свободомыслия оплот?
Хоть даже и получит контрамарку
на суд и Евтушенко не замаранный,
как бы билет бесплатный на балет -
поэт в России больше чем поэт!
Скажи, чего в том лобном месте злобного?
Жених с невестой. Белая фата.
Неужто -с передачками в колонию
меж ахами и матами - фатально?
Неуж опять Василий заблажит,-
вон голова стрелецкая лежит,
скатившись с плахи,выкативши зенки,
в зрачках , как черви, копошатся зэки.
Не новое кино
3.
Но для Смирнова то кино не ново.
На пенсии давно. Ему хреново.
Как надоели Терцы! Он - в постели.
Сердчишко прихватило. В бок постреливает.
Как возле Белого тогда, пробаррикаденного,
вот вам явление, о да, сюжета краденного.
К тому же этот Терц Абрам -в страданье врамленный,
а снайперы - по выборам - лютее Кромвеля,
а кроме крыш и чердаков да снега пористого
лишь Мариэтты Чудаковой том златокористый.
На том стоим -Добро и Зло, взломив с завязанными,
мело- мело, по всей земле-да между вязами.
Да между елями мело, да между соснами
а Даниэля замели - и вот с вопросами
литературоведы, чтоб потом обмемуариться,
чтобы вернулось всё винтом к нам бумеранговым.
Он на балу у Сатаны могучим Воландом.
Побрит. Наглажны штаны. Ему не холодно,
он в мантии своей вспотел, читая мантры,
галлоны уголовных дел - труды гиганта-
испил, в цистерну превратясь, для слива компры,
вот так на благо масс трудясь, без всякой помпы.
Два офицера КГБ стояли в очереди
за пивом -ничего себё!- про чёрны очи
один тихонечко под нос себе насвистывал,
в столовой -рыба на поднос- тут не до твиста.
Был рыбный день, тень на плетень, оперативное
заданье , телефон -тень-тень - чего противнее,
скажите, в жизни может быть, когда ты молод,
и в чувствах просто всё звенит, как серп о молот.
Задание, однако, все ж было получено-
на голове моднячий ёж- чего уж лучше,
два офицера КГБ да подстиляженных,
не знавшие в своей судьбе ухи стерляжьей.
Вот генерал, подняв аврал, тот делал выезды,
и арестованный не врал, - и шефа выдал.
За осетровый шпионаж , о как сурово,
наказан опер - сыщик наш, проворный Вова.
А с ним Серёга -глазом синь, ну прям Есенин,
Марии - поварихи сын, любимый всеми.
Тут весь отдел , трудясь, потел -и вот задание,
конспиративно, чтоб на связь, как на свидание.
Про Юлия известно всё- он тамиздатчик,
а если надо -ты просёк?- и передатчик
отыщется в сарае где, и "пианистка",
конечно Рая и на вид , поди, артистка.
Из краснофакельцев, поди, или из ТЮЗа,
вот тут возьми да попади - чтоб кием в лузу.
"ГамлЕта" ставят , а амлет, годи, -в столовой,
кто рыбных не знавал котлет, тот, знать, улова
на самоловы ценных рыб на генеральские,
не сможет всю измерять глыбь -ведь не Оральское
то море, только Обь-река -её излучины,
поймать здесь- только дурака и то измученного.
...В судьбе судьи такое ли бывало!
И напевая из "Леоковалло",
он шел туда, где грабли от награбленного,
чтобы войти в холсты Оскара Рабина.***
И потерявшись в ломаных мирах,
познать не торжество, а липкий страх.
Отлиться пулей Пуго словно пуговицей
от вицмундира сталинского пугала.
*Осенью 1965 года Синявский был арестован вместе с Ю. Даниэлем по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации. В феврале 1966 года осуждён Верховным Cудом на семь лет колонии. Суд над писателями, известный как «Процесс Синявского-Даниэля» сопровождался тенденциозным освещением в печати и был задуман как пропагандистское шоу с разоблачениями и покаяниями, однако ни Синявский, ни Даниэль не признали себя виновными. ёл процесс председатель Верховного Суда РСФСР Л. Н. Смирнов.
**Перефразированная строчка Бориса Пастернака из:
"Итак, вперёд, не трепеща,
и утешаясь параллелью,
пока ты жив и не моща
и о тебе не подалели..."
*** Оскар Рабин, один из отцов современного русского авангарда, репрессированной после "Бульдозерной выствки". На иллюсторации одна из его работ.
© Copyright: Горбачев Юрий, 2013