По свидетельству современников, у Эдуарда Багрицкого был трудный характер. Поэт нередко проявлял себя своевольным, самолюбивым, обидчивым человеком. Наслаивались на его поведение и обстоятельства – тяжёлая астма, которая слишком рано свела его в могилу, до конца жизни плохо устроенный быт, постоянная нужда. Сам Багрицкий признавал, что житейские трудности наложили отпечаток на его поведение, на поступки и отношение к окружающим.
В одном из стихотворений он писал:
От чёрного хлеба и верной жены
Мы бледною немочью заражены.
Копытом и камнем искрятся года,
Бессмертной полынью пропахла вода…
И горечь полыни на наших губах.
Нам нож – не по кисти,
Перо – не по нраву,
Кирка – не по чести,
И слава не в славу.
Мы ржавые листья
На ржавых дубах,
Чуть ветер,
Чуть север,
И мы облетаем.
С таким мироощущением к поэту приходит переосмысление взглядов, отказ от прежних заблуждений. Его больше не томят ржавые евреи. Наоборот, поэт медленно, но верно тянется к своему детству, к еврейскому прошлому, к милым привычкам ранних лет жизни.
В стихотворении « Возвращение» он признаётся:
Этой осенью я понял снова
Скуку поэтической нужды,
Не уйти от берега родного,
От павлиньей радужной воды.
В другом стихотворении Багрицкий пишет:
Мне хочется шагнуть через порог знакомый, -
С дороги, беспризорная сосна! –
В родительскую дверь,
В добротный запах дома,
В дыхание младенческого сна.
Переосмысливая свои взгляды, Багрицкий создаёт поэтический шедевр – поэму «Дума про Опанаса». Я назвал бы это произведение даже не поэмой, а современной былиной. Да, да! Именно былиной – настолько «Дума про Опанаса» приближена к народной героике, настолько она легка для восприятия и, кажется, сама врезается в память каждым словом и каждой строчкой.
Самое интересное, что в своей поэме-былине Багрицкий героизирует еврея.
Сюжет поэмы прост. Некто Опанас, человек без твёрдых убеждений и устойчивых жизненных позиций, убегает из большевистского продотряда, которым командует комиссар Иосиф Коган и поступает на службу к махновцам.
У Махна по сами плечи
Волосня густая.
- Ты откуда, человече,
Из какого края?
- Ой, грызёт меня досада,
Крепкая обида.
Я бежал из продотряда
От Когана-жида.
Гражданская война всё смешала, перетряхнула, переплела странно и неожиданно человеческие судьбы.
Что нашёл Опанас у Махно? Лёгкое скольжение по жизни, быстрый суетный успех и утрату всех моральных принципов, если таковые у него когда-то имелись.
Украина! Мать родная!
Молодое жито.
Раньше шли мы в запорожцы,
А теперь – в бандиты.
Вольно чувствует себя Опанас у Махно:
Опанас глядит картиной
В папахе косматой.
Шуба с мёртвого раввина
Под Гомелем снята.
Судьба распорядилась так, что пути Опанаса и Когана вновь перепутались. Махно напал на продотряд и истребил его. Иосиф Коган оказался в руках у бандитов.
Повезли его дорогой
Сизою, степною.
Встретился Иосиф Коган
С Нестором Махною.
Поглядел Махно сурово,
Покачал башкою,
Не сказал Махно ни слова,
А махнул рукою.
Теперь они остались вдвоём – большевистский комиссар и его палач.
Ой, дожил Иосиф Коган
До смертного часа.
Коль сошлась его дорога
С путём Опанаса.
Опанас поставил ногу,
Стоит и гордится:
- Здравствуйте, товарищ Коган,
Пожалуйте бриться.
Впрочем, у запутавшегося в непростых ситуациях, бездумного и даже легкомысленного человека, каким по сути является Опанас, нет ни классовой, ни национальной ненависти. Он по-своему добродушен и даже предлагает Когану бежать через кукурузное поле. Если спасётся от пущенной вдогонку пули, то пусть себе живёт. Но Коган отказывается от позорного бегства.
Над пылающим порогом
Зной дымит и тает,
Комиссар товарищ Коган
Барахло скидает.
- Опанас, работай чисто,
Мушкой не моргая.
Неудобно коммунисту
Бегать, как борзая.
Сцена расстрела Когана – одна из самых трагических страниц поэмы:
Тишина в степном раздолье,
Только выстрел треснул.
Только Коган дрогнул слабо,
Только ахнул Коган.
Начал сваливаться набок,
Падать понемногу.
От железного удара
Над бровями сгусток,
Поглядишь за окуляры –
Холодно и пусто.
С Черноморья по дорогам
Пыль несётся плясом.
Носом в пыль зарылся Коган
Перед Опанасом.
Я прочитал эту сцену и задумался. Стал домысливать судьбы.
В своё время мне пришлось видеть много Коганов, вернувшихся из ГУЛАГа. Хрупких на вид, но стойких духом, в очках, с фанатическим блеском в подслеповатых глазах.
Так получилось, что преданных революции комиссаров, среди которых было немало евреев, чекистские Опанасы погнали в подвалы Лубянки, на расстрел и в лагеря.
Это горько и страшно.
Багрицкий не дожил до массовых репрессий. Он умер с мыслью, что Иосиф Коган – народный герой, погибший за правое дело.
Поэт, несмотря на свою гениальность, не смог прозреть будущее.
А в этом будущем его жена, Лидия Густавовна, будет репрессирована и часть своих дней проведёт в Карагандинском лагере.
А в этом будущем его сын молодой, талантливый поэт Всеволод Багрицкий, бесстрашный еврейский мальчик, добровольцем уйдёт на фронт и погибнет смертью храбрых в 1943 году, не перешагнув порог своего двадцатипятилетия.
Впрочем хорошо, что Эдуард Багрицкий ничего этого не узнал. Он умер с сознанием выполненного долга, сказав незадолго до мучительной смерти:
Так пускай и я погибну
У Попова лога
Той же славною кончиной,
Как Иосиф Коган.
Р.Маргулис