Мне песни пела сумрачная Нина,
развешивая нотное дуэнде
таким сырым, невыстиранным, бедным,
по воздуху... мне мнилось, это глина,
исподняя как тёмное брюшьё,
лепилась нелегко, ища свой кров,
по веткам то ли гармлемских дворов,
то ль элегантных вечеров Монтрё.
Me quitte, Nina, или, ne me quitte, -
мы узнавали по трещавшей шее,
разрывам рук, тянувшимся до реи,
где был наш Бог повешен деловито.
И мы считали раны и следы
на нашей, на его остывшей коже.
Мы были на него совсем похожи,
мы были - с ним - под темнотой воды.
I'm feeling good so, Nina, feeling good so...
безвздошной рыбе ляжет ветер звездный
на чешую, шепнет: "еще не поздно
закапать млечный путь в глазные блюдца".
И мы рискнем. Увидим ли воочью
как свиток времени горячечно свернется,
открыв сиянье нового колодца?
Или уйдем - к нему - холодной ночью?