Сидела, как баба Морозко – румяна,
В собачьих унтах, завернувшись в овчину,
Смотрела: старухи, дитяти, мужчины
Раздетые, к чёрной воде семенят.
Под шкурой овечьей - языческий страх
То бился в ознобе, то плакал, то пьяно,
Ворочая косным, со мной говорил
на всех неизвестных еще языках.
2.
Теснились слова у закрытого рта,
Как если бы града чумного - врата
Закрыли на сорок железных засовов,
И все, кто не умер от смерча чумного
Колотятся сбитыми в кровь кулаками,
(В нелепой надежде спастись)
Врата содрогают – кто плачем, кто – камнем
И давят друг друга в толпе, устремляя
Мольбы сумасшедшие ввысь.
Но каждому будет по вере, по воле…
Врата распахнутся под звон колокольный.
Ты видишь, дрожащий мой страх,
Что некому выйти из врат…
3
-Мой дикий, мой вечно кочующий страх,
Увидел ли в проруби-прорези рваной
Душевную сытость - небесную манну?
-Нет, видел рычащее пламя костра,
Что в плоть мою синие когти вонзало,
Под грохот неистовых бубнов шамана.
Покуда бурлящим свинцом
Вода заполняла безвольное тело -
Пред взглядом белело, луной индевело,
Качалось шамана лицо.
4.
Щетинился наст, индевела луна,
Вода подо льдами ворочалась глухо.
Шли к проруби дети, мужчины, старухи,
Тела в темноте освещались до дна -
Как если бы в каждом мерцала лампада,
Как если бы в храме горела свеча…
5
По вере, по воле… другого не надо,
Чтоб страх мой, язык прикусив, замолчал.