- Ты присядь, а то раскачаешь лодку,
мы и так не очень-то по прямой.
За бортом довольно голодных глоток,
чтобы только души глодал прибой.
- Я не сдамся им, я умру в рассвете,
золотистом, пристальном взгляде Ра.
Я не знаю что говорить о смерти,
я еще ни разу не умирал,
и не знаю что рассказать о жизни -
океан баюкает. У него
всюду столько холода, хоть ложись с ним
в деревянном ложе на гребне волн.
Ты нас слышишь, боже? Пошли нам рома,
здесь болтаться пьяными веселей.
Здесь настолько небо твое огромно,
что едва ли держится на весле:
норовит соскальзывать, процарапав
древесину звездами ножево,
и топиться. Даже у неба запах
замеревший, призрачный, неживой.
Даже ты, мой брат, молчалив, и стынут,
затихая возле тебя, слова.
Ты всегда был богу приемным сыном
и ночами дьявола целовал,
ты всегда любил вот такие ночи.
В них тебе особенно хорошо,
если кровь кипит и клинок наточен
проходить в них шепотом будто в шелк.
Ты восторг мой, страх мой, любимый брат мой,
самый сладкий ужас мой, проводник
мой туда, откуда нельзя обратно,
и куда не стоит ходить одним.
Мне с тобой не страшно, большим и ловким.
Я бы смог с тобой полюбить и смерть.
- Ты присядь, а то раскачаешь лодку
и спугнешь загаданный свой рассвет.