И снова память несёт меня в далёкие отроческие годы. Я, девятиклассник, едва начинаю по-настоящему постигать жизнь, а она задаёт всё новые и новые загадки.
Из лагерей вернулся отец моего друга Володи – Иосиф Ильич Каплан. Вся школа буквально стоит на ушах. Разговоры, пересуды.
У Володи простая русская фамилия – Морозов. Эту фамилию ему дали в детском доме, и он свыкся с ней.
Теперь фамилию придётся менять на Каплан.Володя не колеблется, он уже принял своё еврейство.
Но безумствует наша математичка Наталья Ивановна. При всех она задаёт Володе бесцеремонный вопрос:
- Ты что, действительно, хочешь взять эту еврейскую фамилию?
- Да, - твёрдо отвечает Володя.
- Ты с ума сошёл! – не унимается Наталья Ивановна. – Ты портишь себе жизнь. Мало того, что фамилия еврейская, она вообще какая-то скользкая.Вспомни, Фанни Каплан стреляла в Ленина.
Володя сопит и молчит. Но я чувствую, что он не отступит.
Вскоре и я знакомлюсь с Иосифом Ильичём. Он не разбит жестокой судьбой, шутит, смеётся, дымит папиросой.
- Страшно было? – спрашиваю я Иосифа Ильича.
- Скажем так, нелегко, - улыбается он, - человек – такое животное, ко всему привыкает.
- Расскажите что-нибудь, - прошу я.
- В другой раз, - говорит он, - повзрослей немного.
Кстати, пройдут годы, и жизнь сама приоткроет мне страницы лагерного бытия Иосифа Ильича. В журнале, по-моему в «Сибирских огнях», была опубликована мемуарная книга писательницы Лидии Либединской «Зелёная лампа». Произведение это произвело на меня огромное впечатление.
Я принёс журналы Иосифу Ильичу. Он прочитал и неожиданно взволновался:
- Там же про наш лагерь. Оказывается, я сидел вместе с отцом Либединской, графом Борисом Толстым. Мы дружили. Прекрасный был человек, умный, тонкий.
- Он умер? – спросил я.
- К сожалению, - ответил Иосиф Ильич.
- А вы напишите его дочери.
-Я? Такой известной писательнице? Нет, это невозможно.
Огорчённый Иосиф Ильич стал рассказывать о лагерной жизни, о своём титулованном друге. Постепенно увлёкся, сыпал подробностями. Жалею, что тогда не записал этого рассказа. Да мало ли сделано в жизни необъяснимого и глупого?
- А, может, и вправду написать Либединской? – раздумчиво произнёс Иосиф Ильич.
- Конечно! – воскликнул я.
Каплан так и сделал. Вскоре пришёл из Москвы ответ. Иосиф Ильич ходил счастливый, окрылённый. Он готовился в дорогу, временами садился и фиксировал подробности лагерной жизни, перенося их на бумагу.
К сожалению, эта встреча не состоялась, не помню уже по какой причине.
Но в памяти осталось, что Иосиф Ильич Каплан дружил в лагере с графом Борисом Толстым, отцом писательницы Лидии Либединской.
Но я не об этом. Я хотел порассуждать о стихотворении Владимира Киршона «Я спросил у ясеня».
Во время моей молодости это стихотворение тоже не было нигде опубликовано и ходило только в списках.Потом его вспомнил кинорежиссёр Эльдар Рязанов и взял, как текст для одной из песен к фильму «Ирония судьбы, или С лёгким паром».
Это было у меня второе совпадение с замечательным кинорежиссёром относительно стихов.
Почему это произошло?
Наверно, потому что мы люди почти одного поколения, питались духовной пищей из одного и того же источника – самиздатовских списков. А шедевров отыскивалось не так уж много, и они все были у нас на слуху.
Что особенного в стихотворении Киршона? Почему оно вдруг стало судьбоносным?
Дело в том, что в нём в очень своеобразной, почти уникальной форме затронута вечная тема – любви и предательства. Стихотворение, на мой взгляд, гениальное. И оно наложилось на настоятельные требования эпохи.
В стране происходили страшные вещи. Людей забирали по ночам и расстреливали в подвалах Лубянки или же отправляли по этапу.Люди жили в вечном страхе. В те ужасные тридцатые года друзья отрекались от друзей, родные от родных – лишь бы выжить. Тема предательства была очень актуальной. Поэтому с такой беспощадной откровенностью звучали слова:
Была твоя любимая,
А стала мне жена.
Это случалось в жизни. Это осталось в народной памяти.
Володя, мой одноклассник, не предал отца, проявив, на мой взгляд, мужество и презрение к обывательской морали. Всю жизнь я аплодирую ему за этот поступок.
Страшна судьба и автора стихотворения «Я спросил у ясеня» Владимира Киршона. Он, как и многие в то время, был арестован и получил в конце жизни чекистскую пулю.
Говорят, что Киршон не был ангелом. В своей работе, в своей повседневной жизни он не щадил классовых врагов. Говорят, также, что он не блистал особыми литературными талантами, писал посредствененые пьесы.
Пусть всё это правда. Но стихотворение "Я спросил у ясеня" - прорыв в небеса, где автору обеспечена долгая и благодарная память.
Р.Маргулис