В самом начале 1946 года вернулся домой из госпиталя мой совсем ещё юный дядя Илюша. Осколок снаряда пробил ему грудную клетку и застрял в нескольких миллиметрах от сердца. Илюшу, которому к тому времени едва исполнилось девятнадцать – на фронт он ушёл добровольцем в семнадцать лет,- едва вернули с того света. Вернули и окунули в жизнь, а в мирной жизни у него не было ничего – ни семьи, ни дома, ни специальности.
Работа отыскалась – курьером в редакции местной областной газеты. Набегавшись по учреждениям и авторским домашним адресам, Илюша являлся к вечеру усталый, но оживлённый. Часто с ним вместе приходил к нам литсотрудник Федя, высокий, тонкий, с копной белокурых льняных волос, спадавших на плечи водопадом. Частенько Федя бывал в лёгком подпитии и нёс всякую фривольную околесицу, от которой женщины морщились, а я приходил в неописуемый восторг.
- А почему дядя Федя часто пьёт? – приставал я с вопросом к Илюше.
- Ты бы на его месте тоже пил, - резонно отвечал мой юный родственник, - Федя воевал в штрафбате. Понимаешь, что это такое?
- Не совсем.
- Штрафбат – это верная смерть. Немногие из штрафников уцелели.
- Но почему он туда попал?
- А ты у него самого спроси, - посоветовал Илюша.
Мне бы остановиться. А я, как молодой бычок, сорвавшийся с привязи, ринулся в атаку:
- Дядя Федя, а за что тебя послали в штрафбат?
Мой вопрос не понравился.
- Пошёл ты! – огрызнулся Федя и выскочил из комнаты.
Истина всё же открылась. Дядин новый друг был из беспризорников, бродяжил, связался с урками, перед войной получил срок. В середине войны его отправили на фронт. Едва выжил.
Как-то, приняв изрядную дозу, Федя запел:
Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром зажглась полночная звезда.
Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.
Мне было десять лет, я самозабвенно любил поэзию и пытался сочинять сам. Слова песни покорили меня. В них таились прелесть и загадка.
- Что это? – задал я Феде удивлённый вопрос.
- Тише! – ответил он, – Ты ничего не слышал.
- Почему?
- Это песня оттуда, – Федя указал рукой на огромный котлован, находившийся поблизости от нашего дома. Там кипела ударная коммунистическая стройка, возводились корпуса шёлкового комбината. Котлован был оцеплен колючей проволокой, будущий промышленный гигант возводили заключённые.
- Ты сидел? – снова спросил я Федю.
- Сидел. По собственной глупости. Но другие сидели, как враги народа.
- А песня?
- А что песня? В ней есть слово «навсегда». Оно самое страшное.
С тех пор слова песни «Сиреневый туман» глубоко врезались в мою память.
Её пели не часто. Но почему-то я слышал эту песню в самые ключевые моменты жизни, особенно во время скитаний и работы учителем в колонии строгого режима. Мне запомнилось, как пели эту песню зеки, истово, будто читали молитву.
Страна, оцепленная "колючками", с множеством лагерей на своих заснеженных окраинах, приняла «Сиреневый туман», как гимн скорбному расставанию. Для многих в этой песне звучала судьба.
Прошли годы.
Однажды в книжном магазине я приобрёл мемуары известного поэта Михаила Матусовского. В своих биографических заметках Матусовский рассказал, что будучи перед самой войной студентом Литературного института, он сочинил слова студенческой песни, впоследствии ставшей необычайно популярной, особенно в военные и первые послевоенные годы.
«Сиреневый туман», написанный совсем по другому поводу, ушёл в народ и стал символом жестоких расставаний, в которых утонула вздыбленная страна.
Потом постепенно, по мере того, как жизнь переходила в более спокойное русло, песня теряла свою актуальность, отступала на второй план.
Вернул из небытия «Сиреневый туман» уже в наше время популярный певец Владимир Маркин.
А потом случилось невероятное. Вокруг слов песни, вернее вокруг стихотворения «Сиреневый туман», развернулись немыслимые споры. Сразу несколько человек стали претендовать на её авторство. Эти баталии запутали предельно простую ситуацию.
Лично я не сомневаюсь в авторстве Михаила Матусовского, которого, к сожалению, уже нет на свете. Он был прекрасным поэтом-песенником и создал множество великих произведений. Но даже среди многообразия блистательного творчества поэта песня «Сиреневый туман» стоит особняком. Внешне непритязательная, она стала поистине судьбоносной. Народ принял её и включил в свою сокровищницу. Значит, «Сиреневому туману» по праву грозит вечность, поскольку он, этот стихотворный текст, живой свидетель эпохи, когда ПРОЩАНИЯ НАВСЕГДА были печальной нормой.
Р.Маргулис