Как злобится больное предвесенье…
собачьей стаей… ладится куснуть.
И кажется, что нет ни в чем спасенья:
в глазах у всех – зима, и выше – муть.
И улицы темны и неопрятны, дома дремотны, мёртвы дерева…
Наверное, на солнце снова пятна… и мир – еще не мир… слова… слова…
Они теснятся, строятся по росту, собою замещая пустоту,
и где-то там, внутри, легко и просто приращивают голову к хвосту –
начало и финал обозначают… строки, весны… всей жизни, наконец.
И полнят смыслом звуки и молчанья, определяя, кто им здесь творец…
а кто – никто… прохожий посторонний, попутчик в прах продувшейся зимы…
в ком слово человечье, как воронье – чернеет послевкусьем сулемы…
не отличить… что вящей, что нетребней – молчать над стаей? Плакаться в тетрадь?
Искать в себе самой слова молебна? Чужой молитвой мелочно играть?
Февраль метелит старые афиши,
швыряет в белый свет несвежий снег…
А стая слов становится всё тише,
дробясь на звуки "ятей" и "омег"…