На фото: Н.А.Тюрин. Середина 1980-х гг.
– Николай Александрович, после того, как вам поставили дыхание, как сложилась ваша певческая судьба?
– Мне стало легко петь. Я ездил в Абрамцево, к знакомым художникам. Пел в музее. Был там такой Кац Евгений, который Ленина всё писал. Так он мне: «Николай, поциганистее чего-нибудь!». Пел во всех залах… И там, где серовская девочка с персиками сидела. Обпел всё Абрамцево! Под гитару. И таким образом закрепил все дыхательные упражнения.
Стоял декабрь 1969-го года… Как-то мама мне говорит: «Коля, объявили набор в оперную студию при Московской консерватории. Сходи туда!». Я пошел сначала к Леониду Федосеевичу, спрашиваю: что спеть для оперной студии? «Ну, там, – говорит, – надо спеть или русскую песню или арию из оперы. Спой им «Варяжского гостя», мы же с тобой учили. Помнишь?»
Пришел в студию. Жду. Вызывают меня. Возглавлял комиссию главный дирижер Евгений Яковлевич Рацер, сидел также Валерий Валерьевич Полех, хормейстер, концертмейстеры…. «Пожалуйста! – говорят. – К инструменту!». Сначала попросили спеть арпеджио: диапазон проверили. Тогда он был у меня под три октавы. «Что будете петь?». Отвечаю: «Варяжского гостя». И все двенадцать последних тактов протянул! «Подождите, – говорят, – потом вам скажем». Жду. Выбегает Царев, инспектор хора, и говорит: «Они уже два месяца прослушивают и никого не берут. А вас готовы принять! Оклад 58 рублей. Согласны?». «Согласен, – отвечаю, – но только мне надо отпуск отгулять» – «Отгуливайте, рассчитывайтесь и приходите к нам».
Я съездил на две недели в Тучково, писал там акварели. Вернулся, пришел в студию. Ставили оперу «Евгений Онегин». Меня послали к Екатерине (фамилию забыл!), тёте дирижера Геннадия Рождественского. Дней за пятнадцать выучил с нею басовые партии (во вторых басах я был) и с января 1970-го года уже пел в хоре.
– Сколько же лет вы там проработали?
– Чуть больше четверти века…
– Анатолий Ширялин в своём очерке о вас пишет, что вы там себе на благо «вкусили от строгости певческого ремесла», а главное - «не утеряли ни грана своей самобытности». Значит, всё же могли утерять?
– Мог! А «строгость ремесла» мне, конечно, много помогла. Там ведь каждый день распевки были. Что же касается самобытности, то я продолжал петь под гитару и романсы, и русские песни. Я ездил, выступал… Спасибо, отпускали!
Продолжение: 6) http://www.stihi.ru/2013/02/08/7328
Начало:
1) http://www.stihi.ru/2013/02/03/1093
2) http://www.stihi.ru/2013/02/03/4316
3) http://www.stihi.ru/2013/02/04/6991
4) http://www.stihi.ru/2013/02/05/3284