(1-я часть незаконченной трилогии «Красный пояс»)
Коль вы такая дрянь, то вам
Не подадут руки
Валек, Пашок, Давыд, Лобан
И братья Бузаки.
Не надо думать черт-ти что
И свысока взирать –
Вас научили сладко жить,
За все как надо не платить,
Нас – все на свете материть
И с кем попало спать.
Со злобой мимо вас пройдут
Два брата Дугина,
А ночью в порошок сотрут:
Ущелье – их страна.
И плюнет вслед вам Марасан,
Мотоциклист и плут,
Свое он честно отбывал,
А кто его туда послал,
Во много больше воровал –
О них не будем тут.
Разнообразить наш рассказ
Все средства хороши,
О, как же ненавидит вас
Корейский парень Ши!
Бензина подольют в огонь
Еремин и Семен,
Стабильно пьян один из них,
Другой – стремителен и лих,
Хоть хлещет тоже за троих
И плюс вооружен.
Марконя, рыбы наловив,
Домой пронес улов,
Он не попался в этот раз
Ребятам из Тернов.
Вава их славный атаман,
Старка надежный друг,
А может быть не атаман,-
Там Трынька есть еще Шир-Хан,
А также Чернецов Иван.
Всегда. Внезапно. Вдруг.
Да что Терны? – Все помнят:
Мышь бил вас подряд при всех.
Он с левой бил и тем других
Вгонял в трусливый бег.
Корявый уезжал в Смоленск,
И приезжал к нам Дрист,
Мы ненавидели вас все:
Бедняга Сом во всей красе,
И Мутный, что на «колесе»,
И Витька-гитарист.
Боялся Кызя слова «нож»,
На водокачке в зной
Купались Дударь, Губарь, Шмель
И Васька Бережной.
Нас Женя Бондарь доставал:
«Ну что, сдаешься, гад?
В игру и эту я играл,
В одной две гири поднимал
И целый день вверху держал –
В два хода будет мат!»
В субботу Шмак в пожарку шел,
В автоколонну – Лох,
В Воронеж Рыжий убегал,
Иначе он не мог.
А Юриваныч, младший брат,
Посменно, часто в ночь,
К прохожим было приставал,
А «хвостики» коль воровал –
Так чтоб ему помочь.
Прибышка, редкостный спортсмен,
Ходил на стадион,
За пивом, вроде, не стоял,
Чем нарушал закон.
И был у Никона ансамбль,
Еврей его пройми,
Там Жорик соло не давал,
Он раньше в Оржевке играл
«Тен йеарз», Джона, «Джетро Талл»
С восьми и до восьми.
В бараках крепли Винни-Пух,
И Слива, и Манул.
Особая для них статья,
И как Манул тонул.
Володька Телепов не раз
Висел на волоске,
Ванча с Акимом брали «ля»,
А Косолапый три рубля –
Они в бараках у руля,
Как Топорки в Москве.
Беда, коль вспомнишь все и вся,
Но – слава и почет,
Одни – враги, одни – друзья,
Здесь алкоголь не в счет!
Погиб Журавль, он был один
И вспоминал отца,
Аркадий – парень не дурак,
Курган не знаем кончит как,
И, помню, был еще моряк –
Побили молодца.
На братьев Окуней был клев,
Где рядом жил Песок,
Взрывался Костя Бугаев,
Хоть пил томатный сок.
Мать Родина звала домой,
Будан сидел немало,
Жуки буянили порой,
Тулупчик и Рыгало.
Как старший Симкин братец Хлюст
Кулак засунет в рот!
В помойке корочку найдет
Учитель, что учил народ,
Вороба жалко, что умрет,
В какой-то тусклый год.
На велике носился Чиж,
Послав Сычу привет.
О них, о Генке Кулаке,
О Фомиче и Галчуке,
Хоть жили те невдалеке,
Не ведал Лазарет.
Поверишь ли, что это все –
Страна СССР?
Да. Правильно. Вон Голован.
Он милиционер.
К субботним танцам в КАТУ ГА
Фомич готовил кол,
Большого в этом нет греха,
Пустить грешнее «петуха»
Или как дерганый Труха
Садиться на укол.
Про Казалупу б рассказать,
Коль есть еще забор,
Но друг Михей готовит шнур,
И Шмель идет на перекур,
И – как узнать – когда, за что
Убит был Белагур.
Автор просит прощения у Землянского, Корявого, Грушаков, Пеликана, Хуря и многих других жителей кирсановского Ущелья 70-х годов XX века за то, что их славные имена не нашли отражения в поэме.