«Я – это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру…»
(В. Шекспир, сонет № 121 в переводе С. Маршака)))
Вначале было слово, Хаполлон, *
И лишь потом зашелестело «Дело»,
Создать с похмелья** девушку с веслом –
Вкусить кисляк мыслишки недозрелой.
Пустая болтовня – кривой формат,
И от нее спасенья никакого,
Взашей – нейдет, тут мату будешь рад:
Родной, кусачий и живей живого.
Отвадит, и к позорному столбу,
Вот чудеса, направит и пришпилит,
Но не того, кто учинил стрельбу,
А прихвостней с повадкой камарильи.
Короче, ша! Болела голова…
Творец решил - схожу- ка я на дело,
И глину замесив, к чему слова,
В нее вошел, поспешно, неумело.
Сцепились крепко! Глина, что скафандр,
Добычей легкой не спешит прогнуться
В изгиб бедра и прочий стройный стан,
Захватчику не платит контрибуций.
Сизиф тащил, да сам Иисус терпел,
И Клон не допускает отставанья:
Кряхтит да месит***, расцветив удел
Живыми искрометными словами…
Их девять вышло, лучше бы – одна,
Но в золотом сечении пропорций,
Лежат ничком, безмолвно - грош цена,
А рядом – кучка, глины, ставшей черствой.
За малым дело – таинство вдохнуть,
Всего-то – девять раз испортить воздух,
Но Клон не выбирает легкий путь,
Держась привычно у орбиты звездной.
Подстав не счесть – отъявленный бодун,
Несвежесть духа, вкупе с пониманьем,
И даже главпродукт – вершитель дум,
Короткое имеющий названье.
Итог известен: Талия толста,
Не клёва Клио, критики не терпит
От выдоха создателя восстав,
Рябая косолапая Евтерпа,
У Терпсихоры богатырки стать,
Олимп притихший сотрясает в танце…
Опешив, Хаполлон сумел позвать:
«Вас, Калли…Опа, попрошу остаться!»
«Сама не видишь, нынче – не орел,
Сплошная сикось и такая ж накось…»,
И палец, револьверствуя, навел:
«Мы в эпос превратим любую пакость!»
В настырном мановении перста
Откуда ни возьмись взыграла сила,
Клон-божество кривляться перестал,
Рука, не дрогнув, чудо начудила.
Живым комком, не глиняным шлепком
Увенчаны проделки демиурга,
Дилемма налицо: вопить - каков,
Иль самого себя поставить в угол.
Приземиста, паршива и мала,
По смелости не переплюнет зайца,
И лает****… вовсе чудные дела,
Заливисто и очень по-хозяйски.
Не сага, не баллада, так … плевок,
Покинувший господское бездушье,
Экспромт, осечка, лени экивок,
Но, в сущности, находка для кликуши.
Сбежались Музы – топот, свалка, гвалт,
Рассматривают странную зверушку,
Решив попутно – Музькой станем звать
Дитя любви, в междусобое – душку…
Века прошли, Гомеровой строкой,
Эзоповыми славясь языками,
Но хаполлонов не влечет покой,
И музы рядом, трутся с мужиками.
А Музька что?***** До старости – щенок,
Исправно лает, метит подворотни,
Хранит гербарий - лавровый венок,
Отбитый у девятки славных тетей.
*****
Мораль сей басни – не убогий мат,
Отпущенный в процессе исполненья,
Иной огонь сплавлял конгломерат,
Высвечивая «чудное мгновенье»,
Когда гордыня дышит на судьбу,
Похмельным духом властвует и правит,
Ты девять пядей не пускай ко лбу,
Порочить имя и бесславить память.
Примычания ремарковского свойства:
* Имеется в виду клон покровителя искусств Аполлона, оттого такое странное имя, возможно, не менее древне-греческое.
** Похмелье бывает не только от спиртных напоев. Существует и головокружение от успехов, и в чужом пиру похмелье, и вообще сказочное – «по усам текло, а в рот не попало». А еще есть звездная болезнь, вообще страшное дело, антидота практически не существует!
*** Вспомнился отчего-то АС Пушкин, вернее, его «Скупой рыцарь» - «кряхтит да жмется, жмется да кряхтит…»)))
**** А тут Радищев подсуетился – «чудище обло, озорно и лайя…»)))
***** Ну, про АСа Грибоедова, думаю, вспомнать не лишне, но все равно до девяти ремарок не догоняю…)))