Тонкая, как веточка рябины,
Грустные, усталые глаза...
Образом с чудовищной картины
Нищенка стояла вся в слезах.
Третий день ни крошки, ни глоточка,
Разве что вода окрестных луж.
"Дайте Христа ради для сыночка,
Некому кормить нас, умер муж...
Так случилось, что курил он много,
Дом сгорел, а вместе с ним и он...
Мне теперь, увы, одна дорога,
Иль в могилу, иль в работный дом..."
Не слыхали люди... Не хотели,
Отмахнулся только лишь один:
"Нищие! Совсем уж обнаглели!
Хочешь жрать - в работный дом иди!"
Подошел... Она в комочек сжалась.
Хлопнул жирной лапой по плечу:
"Хороша! А хочешь, дам те адрес?
За часок с тобою заплачу!"
Слезы вдруг нахлынули, со стоном
Вырвались наружу из груди.
Прошипела: "Сколько дашь за ночку?
Я пойду. Давай же! Ну! Веди!"
Отшатнулся: "Отвали, поскуда,
Пошутил я..." И поплелся прочь.
Едкими чернилами над градом
В небе синем разливалась ночь.
Два часа спустя она сидела,
Сына обнимая, под мостом,
И стонала, и навзрыд ревела:
"Лучше в пропасть, чем в работный дом".
Так вот и уснула с ним в обнимку.
А когда край неба посветлел,
Для других оставшись невидимкой,
Ангел к ней чуть слышно подлетел.
"Погляди, замерзла как, бедняжка!
И мальчонка у тебя дрожит.
Знаю, жизнь была такою тяжкой,
Отдохни теперь же, полежи...
Хочешь, я возьму тебя с собою
В край, где зло неведомо другим?
Я вас с сыном лишь крылом укрою,
И потом мы вместе улетим"...
И качалась веточка рябины,
Крови гроздь склоняя до земли
Под мостом, где, выпорхнув из тела,
Две души пристанище нашли.