В годы репрессий столько людей безвинно пострадали!
Родные его так и не увидели.
В этом доме всегда очень рады гостям. У калитки нас приветливо встретили собачки. Очень добрые люди взяли их из приюта для бездомных собак. Животные отвечают им любовью. За чашкой ароматного чая ведём неторопливую беседу с хозяевами дома села Сидоровское Михайловым Александром Сергеевичем и Екатериной Владимировной Муравьёвой (Беловой). На стене - портреты родителей Екатерины Владимировны отца, Владимира Ивановича и матери, Марины Алексеевны. «Трудную жизнь мы прожили» -, вздыхает Екатерина Владимировна. Тень грусти ложится на её лицо, но тут же обращается к гостям: « Угощайтесь, пейте чай». Незабываемый чай с земляникой!
Александр Сергеевич, участник Великой Отечественной войны, историк-краевед, .Он всегда рад поделиться собранными им материалами о Большевяземском крае. В этом году он на свои деньги издал краевелческий альманах "Край нежный мой, край отчий, моя зеленая колыбель". Эта книга - результат кропотливого труда. Он собирал материал в течении 15 лет.
Вместе с супругой, Валентиной Владимировной, сестрой Екатерины Владимировны, они прожили в любви и согласии 55 лет. Год назад её не стало. Ушли из жизни и старшая сестра Екатерины, Ольга, брат Алексей.
Александр Сергеевич показал нам уникальные документы, повествующие об аресте отца большого семейства Муравьёвых, Владимира Ивановича. Эти документы – свидетели мужества и несгибаемой силы духа простого человека и предательства тех, кто был рядом с ним, работал, общался, дружил.
История семьи Муравьёвых – история села.
Муравьёв Владимир Иванович родился в 1888 году в семье настоятеля Свято-Никольского храма Иоанна Иоанновича и его супруги Екатерины Стефановны. У них было одиннадцать детей, пятеро из которых родные и шесть приёмные. «Дом священника,- пишет в своей книге Александр Сергеевич, - так называемая "красная дача", стал местом сбора выдающихся людей России, живших в округе.
Как вспоминал священник Иван Васильевич Скворцов, он сделался одним из "культурных центров" Верхнего Привязёмья. У отца Иоанна часто собирались друзья и знакомые. Иногда эти "собрания " отличались многолюдством и оживлением.
На этих вечерах чаще всего были - композитор С. Василенко, священник церкви с. Свинорье Д. Добросердов, библиограф А. Чертков из Кокошина, Московский купец второй гильдии, церковный староста А.И. Болховитинов, Заслуженная артистка Императорских театров Е.И. Збруева и другие. Благочинный Иоанн Муравьев был также членом Попечительского Совета Звенигородского духовного училища». Дети воспитывались атмосфере духовности, любви, взаимопонимания.
Владимир Иванович учился Звенигородском духовном училище, а после – в Московской духовной семинарии, но священником так и не стал. После окончания семинарии он работал учителем в народной школе.
В годы I мировой войны Владимир и его брат Дмитрий, закончив военные училища, сражались с врагом, один - на юго-западном, а второй на северо-западном фронтах.
После войны Владимир Иванович возвращается в село Сидоровское , продолжает учительствовать. В 1918 году на одном из учительских собраний знакомится со своей будущей женой Мариной Алексеевной, с которой у них родится четверо детей.
Вскоре Владимира мобилизовали в ряды Красной армии, в которой он прослужил до 1922 года. Командуя ротой, участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа в Ярославле.
После возвращения домой, Владимир работал на строительстве автострады «Минское шоссе». Затем получил место учётчика в доме отдыха Московского военного округа, что стало его последним местом работы…
Из рассекреченных документов по делу Владимира Ивановича Муравьёва: « В октябре 1937 года в разговоре со служащим дома отдыха по вопросу расстрела одного китайского генерала муравьёв высказал сожаление расстрелянному: «Расстреляли его неправильно. Так нельзя. Вот так у нас опрометчиво людей расстреливают, а они может быть очень ценные.». В июле 1937 года Муравьёв в разговоре о снятии директора дома отдыха с работы стал распространять контрреволюционную клевету в отношении Советской власти: «Если сняли – это ерунда. Хорошо, что не арестовали, а то ведь теперь, как правду сказал – и на мушку сразу. Почище, чем у фашистов».
Свидетелями выступали и односельчане, а впоследствии отказались от своих показаний.
«Пришли за папой ночью, я спала. От сильного шума и разговоров проснулась,- вспоминает младшая дочь Муравьёва Екатерина Владимировна, - В доме устроили обыск. Все вещи переворошили. Забрали все фотографии, документы, продовольственные карточки, даже папин значок об окончании Чугуевского военного училища. Как потом рассказывала мама, обвинять папу было не в чем, поэтому придирались к каждой мелочи: «А вот это что? А это что такое?» Мой старший брат Алексей не мог вспоминать без слёз, как бежал за отцом: «Папа, ты куда? Папа, ты куда?» Мы же стали детьми врагов народа. А из-за того, что дедушка был священником, называли «поповским отродьем». Даже в пионеры не принимали, не говоря уже о комсомоле. Маме было трудно нас растить, но все выучились, вышли в люди… Поначалу боялись, что маму тоже заберут. Она работала в школе в младших классах. Её обвиняли в том, что она поёт детям неправильные песни. Им не «В лесу родилась ёлочка» была нужна, а революционные гимны». Семья Муравьёвых больше ни разу не увидела Владимира Ивановича. Не выдержав жестоких испытаний непосильного труда, голода и холода лагерей, он умер. Лишь 1958 году его реабилитировали. Светлая ему память.
Над селом разливается звон.
Благодатью наполнены души.
Мы к Николе идём на Поклон,
Чтоб оттаяло сердце от стужи.
Песнопенья уносятся ввысь.
Тихий свет от горящей лампадки.
Здесь столетья как миг пронеслись
И умчались года без оглядки.
На пригорке возносится Храм.
Столько видел он бед и страданий!
Его стены скорбели от ран
В годы тяжких людских испытаний.
Милосердьем Россия жила,
А душа крепкой верою в Бога.
В храм от дома дорожка вела,
От родительского порога.
Мать с отцом почитали всегда.
С уважением слушали старших.
Но пришла в одночасье беда.
На земле стало жить очень страшно.
Зло врывалось в дома по ночам:
Поднимали, в чём были, с постели.
Обвиняли во всём сгоряча,
Защитить себя люди не смели.
У детей отбирали родных.
Враг народа – клеймо для ребёнка.
Сколько было в России таких?
В православной моей сторонке.
Если вместе собрать этот плач
Всех детей, что остались без крова.
То наверно, оглохнет палач
И ослепнет от горя такого.
Разгулялся в стране лиходей.
Мог в любую минуту явиться.
Страх так сковывал души людей,
Заставлял говорить небылицы.
Ну, а Вера? А Вера жила!
Становилась всё крепче и крепче.
Пережить всё на свете могла
И дышать становилось легче.
Победило Добро и Любовь
Как казнить её зло ни старалось.
Над Россиею Солнышко вновь.
Вот такая судьба нам досталась.
Над селом разливается звон.
Благодатью наполнены души.
Мы к Николе идём на Поклон,
Чтоб оттаяло сердце от стужи.