Черепком прекрасной древней вазы,
Осколком от минувшей красоты,
До позвонков по горлу раз за разом...
Брезгливое молчание толпы...
***
Брезгливое молчание толпы.
Пылает Рим цветами асфодели.
Рабы не мы. мы разучились верить.
И говорить. и всюду лишь цветы,
Твой путь укроют. аве император.
Смотри как гибнет шут, актер, палач,
Как заливает кровь твои палаты.
Пируй, шути, казни, молись и плачь...
***
Пируй, шути, казни, молись и плачь,
Жестокий бог невинно убиенных!
Твоё заклятие извечных неудач
Свернулось молоком в набухших венах.
Несчастный одинокий бог рабов,
Пастух беззубой и бездумной своры!
Пой свою песню, пей чужую кровь
И не гневись на наши разговоры...
***
И не гневись на наши разговоры -
Вне подозрений цезаря жена
В прекрасном мире скуки и террора.
За нами закрепленная вина
Скребет по стеклам тающей души,
И миражи плывут по серым стенам.
Пиши, дыши, греши.
Смотри на небо,
Ложась на свой разбитый старый щит...
***
Ложась на свой разбитый старый щит,
Прими конвульсии как стоимость возврата.
Ждать зрелища устав, толпа рычит,
Разинув пасть и требуя расплаты.
Сними свои растрёпанные латы-
Трибуны жаждут крови, господин.
Прости их, господи, они не виноваты...
Какой здесь год? какой по счету Рим? ..
***
Какой здесь год? какой по счету Рим
Сгорает в обреченной эйфории?
Кто мы такие - боги, мертвецы?
О чем написано в сожженных нами книгах?
О чем вообще сейчас мы говорим?
Отцы простят и дети не узнают.
И наказание нас не заставит ждать.
Сгорает жизни грязная тетрадь,
Исписанная грубыми стихами...
***
Исписанная грубыми стихами
Шагреневая кожа на кресте
Запёкшимися чёрными рубцами
Пугает доморощенных детей.
Хлеб дорожает, дешевеют люди
И варвары почти у наших стен.
На улицах обугленные груды,
В домах голодный, но довольный тлен...
***
В домах довольный но голодный тлен
И похоронные играют марши.
Под проигрыши взрывов и сирен
Становимся мудрей, подлее, старше...
Опять звенит свинцовая метель
На улицах aetera urbi Roma.
Под музыку признаний и потерь
Становимся мертвее понемногу.
***
Становимся мертвее понемногу...
Чума нам индульгирует порок
И слабость духа, веру в милость Бога...
В концлагерях и тюрьмах вечный срок.
Расстрелы и репрессии - лекарство...
Как вечность в прах уводим нынче мы,
Корабль на дно ведёт его убранство
От растлевающей беспочвенной чумы.
***
От растлевающей беспочвенной чумы
Во время пира — пляски на могилах.
Нас греет ожидание войны
И ненависть к героям и кумирам.
Мы по своей природе палачи
И наша жизнь немыслима без жертвы;
И заревом концлагерной печи
Мы оправдаем неизбежность смерти...
***
Мы оправдаем неизбежность смерти
Усталостью к обязанности жить
И помнить, как смеялись дети
Глаз опустевших не пытаясь скрыть...
Святые старцы в гомоне борделей...
Церковный хор, сзывающий народ
На торжество сожженья менестрелей
Под хохот улиц города сирот...
***
Под хохот улиц города сирот,
Под ветра вой, запутавшийся в флагах,
Благоухание в канавах нечистот,
Амбре духов и красной винной влаги.
Под музыку опустошённых душ
Твой вечный город может спать спокойно,
Баюкая в объятиях героев,
Поэтов, нищих,
Сирых и убогих.
Оркестр, туш!
***
Оркестр, туш! Бездарные поминки
Под ликование раскрашенной толпы
По гениям, ушедшим по старинке
По лезвиям нехоженой тропы.
Алмазы королей и побрякушки -
Татуированные хищные цветы
На плечиках любви — дешёвой шлюшки -
Священные игрушки нищеты.
***
Священные игрушки нищеты:
Любовь, война, свобода долг и совесть.
В обложке мягкой глянцевая повесть.
Пейзаж типичный: тюрьмы и кресты,
Бордели, психбольницы и соборы.
Стандартные сюжеты, хэппи-энд.
Коктейль из денег, славы и позора.
(И мудрый эпилог из чёрных лент)...
***
И мудрый эпилог из чёрных лент
Разнообразит белую горячку,
Историю пришпорив, словно клячу,
Под лихорадку монохромных лет.
Под тяжестью божественной стопы
Раздавленное небо не проснется,
И только гулким эхом отзовётся
Брезгливое молчание толпы ...
11.01.2013-17.01.2013
Святослав Клоков. Владимир Мокляк