Предосенние строфы

Станислав Золотцев
                Ты долго ль будешь за туманом
                Скрываться, Русская звезда...
                Ф.Тютчев

Давно меня тщеславие не мучит.
Давно я в эти игры не играю,
Но никогда мне, видно, не наскучит
бродить лесами по грибному краю.
Готов принять усмешки над моей
в сентиментальность впавшею натурой —
но только это от тоски сутулой
меня спасает в хмури наших дней.
Промыты вены хвойной чистотою.
В уставшем сердце властвует волна
озонового терпкого настоя,
земля, что чудом не облучена
и не заражена. Хотя досталось
и ей немало от дурных голов,
от химии, летящей с облаков.
И все-таки она еще осталась
собой — зеленым краем древних снов.
И древних слов славянских наважденье
чащобами седыми, глухоманью
ведет к истокам своего рожденья,
влечет меня в брусничные преданья,
в дремотно-золотой смолистый миф,
в парной разлив березовых былин.
И лес, как будто эпос-исполин,
взошедший из глубин озер и нив,
поет, что он еще могуч и жив,
и не рассохлись звончатые гусли
его тысячелетней ворожбы.
Прощальные круги свершают гуси
под первый гром охотничьей пальбы,
и моховые ягоды огрузли,
и желудями плачутся дубы.
Здесь – глубина судьбы и глубь России.
Не только лишь глубинка – глубина.
Здесь кличут голубику гоноболью
и клюкву называют журавлихой.
Дворы, как башни, ставят плитяные
– девонским плитняком земля полна,
а люди – неубитым своевольем,
в котором слиты нынешнее лихо,
вчерашний мрак и давняя война.
Здесь  – глубина. В забвенье и в обиде
 душа и почва этой глубины…
Нет, не из-за деревьев лес не виден —
деревья из-за леса не видны.
По морю тишины и мхов упругих
иду к поселку дальнему, к домам.
Навстречу мне – туман. Какой туман!
Какой большой туман во всей округе.
Он вовсе не бесцветен и не сер.
В нем синева мешается с багрянцем.
Клубясь, кружась, крутя протуберанцы,
он поле залил и на скирды сел.
Он в запах мяты влил дурман полыни
и масляную хмарь льняных снопов.
Весь окоём закрыл он, и готов
он, кажется, везде царить отныне –
в очах, и в окнах, и в самих домах,
в пространствах меж людьми и меж домами;
земля в тумане и душа в тумане,
и в ней гнездиться начинает страх...
Неладная, громадная отчизна,
надолго ли твой затуманен лик?
Во все твои края туман проник.
И Млечный путь, что в небесах пробрызгнул,—
его молочный брат, его двойник.
Кто скажет мне, зачем я к жизни вызван?
Что путеводным светом станет мне?
Молчит туман. Молчат седые избы.
Молчит земля, кружась в туманном сне.

1989—1990