Обер-лейтенант Голицын.
Обер-лейтеннант Эрих Шнайт при немцах, а в русской царской армии времён революции - поручик Эрих Альбертович Голицын бежал из красной России в 1924 году последним параходом с остатками недобитых красными, войск барона Врангеля, из яркой, уже красной "жемчужины у моря" - свободной Одессы, в далёкую,
дружественную царскому режиму и белому движению - Францию. Оттуда уже в Германию,
в родовое гнездо своей бабки Маргарет Шнайт, где и сменил фамилию отца на фамилию бабушки по матери - Шнайт. Когда же воинственный Марс начал метать огни и молнии в сторону большевистской России, он не раздумывая встал на сторону родной ему по бабушке Германии, чтобы продолжить борьбу с ненавистным ему большевистским режимом. Большевиков и комисаров Галицын ненавидел яро и фанатично - до желчи в печени, до коликов в мозгу, чем и был дорог генералу Мольтке (своему двоюродному по бабушке дяде), который и взял его с собою в эту загадочную и уникальную, военную экспедицию.
Как только Мольтке с Пятаковым отбыли из лагеря, обер-лейтенант Голицын принялся к воплощению дерзкого по замыслу плана. Майор Колобков за обещание сохранения ему жизни поведал обер-лейтенанту в приватной беседе много чего интересного о контингенте лагеря. Вместо портрета Сталина в бывшем кабинете полковника Зотова где происходила эта беседа, висел уже большой портрет фюрера.
- А скажите-ка майор, кто по вашему мнению из заключённых более всего настроен неремиримо к советской власти? - и Колобков охотно рассказал кто.
Через двадцать минут в кабинете перед обер-лейтенантом стояли семеро самых авторитетных в лагере людей: Паганини, Гаврила, Орда с братом Татарином, урка Кострома расстрелявший полчаса назад пятерых ВОХРовцев и ещё парочка лагерных головорезов, по кличке - Метла и Могила. У каждого из этих людей к Советской влати было своё, особое отношение и счёты... Обер-лейтенант Эрих Шнайт-Галицын начал без особых церемоний.
- Господа! - вдохновенно говорил бывший поручик, - Я собрал вас здесь для того, чтобы сообщить вам приприятнейшую новость! Вы удостоены великой чести! Теперь все вы солдаты доблестной, немецкой армии! - лейтенант встал, оправил свой приталенный мундир и скрестив руки за спиной размысленно заходил по кабинету.
- Я не случайно пригласил именно вас господа! Я знаю, что двое из вас из дворянского рода - в силу витиеватых перепетий судьбы оказались в Сталинских лагерях. Все вы займёте в Русской Повстанческой Армии руководящии посты. Я буду краток: в грузовиках находится обмундирование и оружие для двух первых батальонов
РПА, ваша задача господа чтобы через четыре часа, здесь на площади стояло пара батальонов солдат Русской Повстанческой Армии. Мы сделаем киносьёмку, и пару фотокадров: для мировой прессы и лично для фюрера! Приступайте господа!
Через четыре часа на лагерной площади стояло два батальона помытых, побритых
"повстанцев". Гаврила, одетый в форму майора РПА, под прицелом кинокамер толкал перед "бунтарями" - пламенную антисталинскую речь. Потом были групповые фото немецких офицеров и русских бунтарей. На память. В центре групповых фотографий непременно стоял сам Мольтке и фрау Герта.
- Фюрер будет очень доволен! - сказал разглядывая свежий групповой снимок перед тем как отправиться спать Мольтке. - А теперь, нам надо хорошенько отдохнуть господа! - обратился он ко всем присутствующим солдатам и офицерам, - Завтра нас всех ждут великие дела!!!
Зотов в шизо.
Дверь камеры штрафного изолятора громыхнув открылась. В камеру, одетые в немецкую форму, вошли Паганини и два брата Ордынцева. Паганини чисто побритый немецкой бритвой, приятно пахнущий одеколоном, с "Вальтером" в руке. Сзади два брата Ордынцева, здоровые как библейские Голиафы, тоже чисто бритые, в руках
"Шмайстеры". Зашли. Стоят. Молча и сурово смотрят на Зотова. Зотов тяжело поднялся с жидкого, рваного соломенного матраса, помятый, горловина мундира расстёгнута, в расстрёпанных волосах торчат неказисто редкие, жухлые соломины. Стал застёгивать мундир.
- Если вы насчёт вступления в РПА, - отряхнул рукой безразлично китель полковник, - То можете расстрелять меня прям здесь и сейчас... - Глаза Паганини и Зотова встретились. Вновь в глазах Паганини мелькнуло что-то знакомое, далёкое и близкое... Зотову вдруг почему-то стало грустно. Жизнь прожитая им показалась короткой, быстротечной как река и бессмысленной... Вздохнул как в последний раз. Подумалось, - "Интересно - дадут эти мерзавцы покурить перед смертью, или..." - и тут-же пронеслось, быстро, как шальной ветер, - "Э-э-эХ!!! Помирать так с музыкой!". Он набрал воздуха в лёгкие и на выдохе, смачно плюнул Паганини в лицо -получилось звучно.
Паганини отёр рукавом мундира жидкий плевок, поссмотрел на сурового, розовощёкого Зотова и вдруг тихо, еле слышно, запел, - "Мы родились чтоб сказку сделать былью... Кипучая! Могучая! Никем непобедимая!..." - всё напевал и напевал полушёпотом Паганини. Вдруг откуда-то из забытой неизвестности, в голову Зотова разгоняя реальность сиеминутного бытия, ворвалась молодость, с яркими, как цыганка погремушками, она волшебно закружила, стала пританцовывать напоминать :
"Лето, река, костёр, звёзды, от реки тянет тёплый ветерок. Они, все молодые, выпускники-курсанты Ленинградской школы МГБ(е), налапавшись девок с неподдельным интузиазмом, дружно поют возле костра, - "Нам Сталин дал стальные руки крылья, а вместо сердца пламенный мотор!". Зотов всё вспомнил. Питер. Школа МГБ. Драка у костра, из-за какой-то конопатой, курносой девчёнки, с сокурсником один на один, долго упороно, до крови. Упали. Уже на земле катаются, лупят друг-друга. Его друг настойчиво расстаскивает их, потом помогает умыться возле речки. Улыбается, - "Ну и дураки-же вы!!!" ...
- Володька! - изумился Зотов.
- Узнал душа собачья!?
- Узнал чёрт такой! - и два врага крепко обнялись как два старых друга.
- Ну пойдём товарищ полковник поговорим...
Продолжение читать здесь - http://stihi.ru/2012/12/28/5547