Утраты и смерть близких тебе людей приходят всегда неожиданно, даже когда они кажутся неизбежным и ожидаемым печальным исходом. В тот день, 6-го января, Ремизов, по своему обыкновению, торопился с работы домой. Последние годы матушка его сильно сдала и нуждалась в помощи и поддержке. Ей шел 85-й год, и она иногда с грустью говорила, что пережила его отца уже на два года.
- Видно и мне пора, приходил ко мне твой отец, говорит, что заждался...
Он всегда называл ее именно так: “Матушка”. Слово “мать” казалось ему грубым и жестким, более подходящим для текстов автобиографий, которых во время службы в армии и работы в закрытом НИИ он написал превеликое множество.
Его заботу и внимание она часто принимала, испытывая крайнюю неловкость. Ведь в своей жизни ей все приходилось делать самой. Теперь она жалела своего сына, который, как ей казалось, тратит на нее слишком много своего времени. Труд, повседневный и ответственный, стал важнейшей частью ее существования. Теперь же, отсутствие хлопот огорчали и ослабляли его матушку более всего. Всю свою жизнь она была учительницей...
Русский язык и литература в средней школе... Кто-то, возможно, вспомнит, что этот предмет дает учащимся знания о родном языке, формирует у них языковые и речевые умения. Ремизов теперь уже и сам не слишком хорошо разбирался во всех этих языковых и коммуникативных особенностях. Зато он хорошо помнил, что когда матушка, будучи в преклонном возрасте, уезжала из родного приморского города к нему в Петербург, все их купе в вагоне стало похоже на одну огромную цветочную клумбу. Помнил, как стояли слезы в глазах провожавших ее учеников и коллег учителей. В школе-интернате, где она работала директором, дети звали ее за глаза: “баба Надя”... Иногда в армии некоторых командиров тоже называют по-особому, батей. В этом есть знак особого признания и уважения. Его матушка смогла стать своим, родным человеком для этих подранков. Это была не жалость, ведь ею можно легко обидеть. Дети, по отношению к себе, чувствовали совсем другое. Потом ее сменит молодой и энергичный директор, которому она будет незаметно для всех помогать составлять планы и учить понимать детей. Сама же, матушка, возьмет себе “группу выравнивания”, что означало детей, отстающих в своем развитии.
- Они совершенно нормальные, - часто говорила она, - просто им мало досталось в жизни внимания и любви...
Действительно, эти дети со временем “выравнивались” в своем развитии и учились уже в общих классах. В условиях школы такие пробелы в детском воспитании еще как-то решались. Зато будет очень тревожно, когда в погоне за материальным достатком этим изъяном будет страдать уже целое общество. Мир будет смотреться как из кривого зеркала, с искаженной гримасой, всем своим страшным ликом...
Непросто в таком возрасте начинать жизнь заново, на новом месте в большом городе. Еще какое-то время матушка продолжала работать в школе, но с каждым учебным годом это становилось все труднее. 59 лет трудового стажа, и она ни разу не изменила выбранной профессии! Умница, со своим литературным даром, воспитанница русской классики. Это был облик земской учительницы, с идеалами и прямой спиной, достоинством. Он всегда ограждал матушку от всякой фривольности и пошлости. Была в ней особая, необъяснимая женская привлекательность. Только красота эта была неярко-прелестная, а как полевые цветы, с ее родного равнинного предгорья Кавказа.
В ее жизни было много трудного. Что же, судьба она и есть судьба, капризное чудовище, а человек на то и человек, чтобы терпеть, бороться и отстаивать, как только это возможно, свое человеческое достоинство. Так она и боролась всю свою жизнь, отстаивала...
Теперь у матушки все больше проблем со здоровьем, и эта, крадущаяся незаметно, слабость и бесконечная усталость.
Ремизов уже подходил к своему дому. В такое время года свет здесь почти не выключают. День заканчивается в Петербурге рано, еще не начавшись. Его окна на 17-м этаже были темными и немыми. Его сразу охватила тревога, будто кто-то сжал сердце жесткой рукой. Свет в окне был негласным маяком в их отношениях, она всегда ждала его до самого крайнего времени. Сегодня такого края не было, значит, что-то было не так, что-то случилось ... Ремизов быстро поднялся и сразу, не раздеваясь, вошел в ее комнату. Матушка его, казалось, просто спала. Он окликнул ее раз, другой, пока не понял, что случилось непоправимое... Страшно закричала кошка, черная шерсть на ней поднялась дыбом. Она, словно давилась и хватала воздух открытой пастью... Потом легла на пол с остановившимся взглядом и жалобно замяукала.
Да, его матушка, как могло показаться, просто спала, но... ее уже не было... Похоже, что он опоздал совсем немного. Ремизов накрыл ее пледом и присел рядом. На ее лице отражался покой, а губы чуть трогала легкая улыбка. Видимо, все она сделала в тот последний момент осознанно. На журнальном столике матушка положила свои ключи в черном атласном мешочке, которыми уже не пользовалась более месяца – теперь они ей не нужны. Похоже, посмотрела в последний раз фотографии его, внучки с мужем. Вот, рядом, на полу, последнее прижизненное фото его отца... Матушка оставила жизнь без сожаления, она не боялась смерти и приняла ее как благо. Так говорят часто, но в жизни Ремизов увидел это впервые. Значит, жизнь ее была чиста и бескорыстна. Она совершила последнее и лучшее дело своей жизни – ушла без страха и сожаления.
Ремизов куда-то звонил, к нему домой приходил врач. Потом он сам ходил куда-то в поликлинику за справками, совершенно не понимая, зачем и что делает. Теперь он снова сидел рядом с матушкой и смотрел на ее лицо. Оно темнело, менялось и наполняло его ужасом. Ремизов открыл балкон, стараясь избавиться от приходившего запаха смерти... Всего несколько часов назад еще ничего не предвещало такого страшного исхода, и он слышал ее голос... Кажется, теперь от него ушел последний человек, который любил его столь бескорыстно, как может любить только мать...
Приехали санитары из морга, что-то рассказывали Ремизову. Он поблагодарил их и уплатил им по квитанции. Они объяснили, что все платят им еще одну тысячу так, просто... Ремизов добавил еще... Матушку увезли...
Утро 7 января, морг. Было Рождество, но здесь, кажется, не бывает праздников. Только редкие выходные. У смерти нет выходных, поэтому здесь, в холле, перед страшной дверью, стоит много людей. Люди, конечно, живые, только лица у них отмечены печатью присутствия смерти. От этого все они кажутся похожими, независимо от своего социального статуса. Вскоре, из-за этой двери появился врач, не старый еще мужчина. У него странные, болезненно блестящие глаза. Пригласил для оформления документов на покойников. Туда заходят по трое, им вежливо и подробно рассказывают о плохо работающих холодильниках, необходимости бальзамирования и современной косметики на основе западных технологий. Называют общую стоимость услуги, сумма бесконечно большая... Люди теряются и смотрят друг на друга, от этого теряются еще больше... Соглашаются все, даже старушка-пенсионерка, которой это едва ли было по средствам.
- Пусть все будет, ведь в последний раз...
Теперь Ремизов, кажется, понимает, почему у этого врача такие странные глаза: здесь идет страшная работа, на износ.
Женщина – агент из похоронного бюро смотрит на Ремизова с заметным сочувствием. Может быть, здесь тоже нет искренности и это просто часть ее имиджа? Но так ли важно, ведь платят не за сочувствие, а за услуги. Сделала она действительно все хорошо.
9 января, около часа пополудни. Холодно. Серый, хмурый день. Падает снег. У морга собираются родные и близкие. Говорят мало, много курят. Отпевать будут здесь же, в маленькой часовне.
Ремизов с дочерью заходят туда раньше других и кладут в ноги покойной дорогие и памятные им вещи. Пусть они всегда будут вместе с матушкой и бабушкой... Теперь уже заходят все, и в маленькой часовне сразу становится тесно. Горят свечи, пахнет ладаном. Молодой священник, тяжелый и большой телом, неторопливо и важно ведет обряд отпевания. У него густой и не очень приятный голос. Ремизову теперь все это кажется совсем ненужным и странным.
- Почему его матушка лежит здесь, и что делают здесь все эти люди? Пусть они все уйдут, и он снова останется с ней один.
Ремизов держал свечу и неотрывно смотрел на матушку, ее богато убранный гроб. Здесь она уже совсем не была похожа на себя прежнюю, живую. Ее лицо никогда не было таким ярким, как после всей этой искусственной косметики. Это была уже не она, словно между ними прошла страшная граница и разделила их навсегда. Он вспомнил, как дочка накануне внимательно выбирала одежду для покойной. Она тогда взяла ее кремовую блузку с длинными рукавами и коричневую темную юбку. Матушка любила и умела красиво одеваться. Пусть так будет и сегодня. Она всегда чувствовала себя женщиной, да и профессия обязывала выглядеть достойно. Теперь все это было закрыто покрывалом.
Вот уже все закончено, быстро прощаются. Гроб закроют, и больше открывать не будут...
Северное кладбище, участок “Березовый”... Кажется, что холод здесь проникает в самое сердце. Мерзлая глина и песок... Многие ушли в автобус. Ремизов смотрит, как быстро вырастает песчаный холмик, устанавливается временный бетонный обелиск. Скоро все снова собираются у могилы, и она тонет среди цветов. Две зажженные лампадки добавляют тепла и света. Ремизов ставит портрет матушки, такой же теперь всегда будет у него дома. Снова сыпет снег, за белой пеленой соседний лес выглядит странным призраком...
В тот день среди близких матушке людей как-то особенно выделялась ее самая близкая подруга, учительница Валентина. Она стояла отстраненно, соединив руки крестом на груди, и часто поднимала глаза небу, будто молилась. Весь ее вид говорил о скрываемом горе и обиде. Она, словно говорила всем нам: “ Какое право вы, все, имеете здесь плакать и пить эту водку? Она святая... Разве вы знаете, каким человеком была ваша матушка, и можете ли любить ее так, как любила ее я?”
Ремизов почувствовал это, и ему сделалось горько и стыдно. Водка обжигала ему горло, по телу растекалось долгожданное тепло, но легче не становилось. В душе оставалась пустота...
Почему в жизни мы стесняемся говорить своим близким самые лучшие слова и оставляем их только для особых случаев? Как часто, потом, так и не успеваем их сказать и ставим эти бессмысленные памятники, словно пытаясь освободить себя от греха?
Спустя некоторое время он будет разбирать дома старые фотографии, пожелтевшие, черно-белые ... Они, словно кадры забытого немого кино. Лица на них совсем другие, теперь таких уже нет, и больше не будет. Как много здесь коллективных фотографий ее выпускных классов. Это же население целого города за всю ее долгую трудовую биографию... Маленький гипсовый бюст Пушкина, ее книги... В их доме всегда было много книг, и именно они считались самой большой ценностью. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Лев Толстой, Чехов... Всех здесь не перечесть. А вот брошюра Гончарова “Мильон терзаний” , критический этюд, лежит отдельно. Значит, еще когда-то снова перечитывала. Здесь же, Сент – Экзюпери, “Планета людей, Маленький принц” . Вот контрольный итоговый диктант за 7-й класс “Портрет М.И.Цветаевой” Ариадны Эфрон на 120 слов... А ты, Ремизов, сможешь так рассказать о своей матушке?
Она снова стояла перед его глазами, невысокая, с хорошей стройной осанкой... Волосы у нее в молодости были совсем темные, выгорая на солнце, они приобретали золотистый, каштановый цвет. Глаза были карими, с желтым и зеленоватым оттенком. С возрастом в них потом появилась какая-то особая глубина и внутренний свет, будто открылась ей неведомая другим человеческая мудрость.
Лицо широкое, открытое и доброе, с удивительной свежестью, которую она сохраняла долгие годы. Все его линии носили завершенный характер, словно работа хорошего мастера. Брови шли тонкой линией дуги, за которые его отец шутливо называл ее своей монголкой... Рот казался мягким, но потом заботы добавили здесь печальных морщинок.
В ее лице не было ничего застывшего, всегда чувствовалось внутреннее движение, подобно изменяющимся облакам в небе или бегущей воде в ручье. В нем всегда раскрывалась ее душа...
Наступил новый день, и ему неожиданно показалось, что люди вокруг него стали другими. Все странно изменилось, даже вкус обычной воды... Мир уже не был прежним, похожим на тот, вчерашний. Ему казалось, что и он, сам, сегодня, стал немного другим. Почему же раньше Ремизов никогда этого так не чувствовал?
-Жить без прежних забот будет очень непросто, - думал он. – Только это еще не самое сложное. Гораздо труднее - честно прожить все оставшееся у тебя время и уйти также достойно...