И все это от того, что боль в одном пространстве памяти нельзя стереть записью счастья в другом. (с)
В 9 лет я первый раз испугалась одиночества, которое, казалось, словно сочилось из стен нашего дома. Папа просто ушел, никому ничего не объясняя, словно так нужно было, он всегда отличался манерностью, поэтому даже не попрощался, англичанин чертов. Мама худела, постоянно плакала и хотела умереть, внутри нее остановилась жизнь моего, так и не рожденного брата. А я нашла пристанище на книжных полках, после прятала тонны тоски и грусти внутри себя четыре года. Четыре года, которые превратились в вечность.
В чертову дюжину меня лупили по фалангам пальцев железной линейкой. А я прогуливала сольфеджио и курила. И еще тошнило каждую ночь, постоянно, неистово. Словами, жестами, мимикой. Я чья-то неудавшаяся копия, теория социальной мимикрии рухнула, словно карточный домик. Искаженное отражение человека, я – чья-то глупая и неудавшаяся шутка.
В 16 было пусто, а я до скрипа стискивала зубы от отчаяния. Казалось, что костяшки на пальцах рук всегда в крови от того, что приходилось судорожно колотить стены, иногда даже саму себя, скрывать здесь нечего. Долгое время ничего не помню, потом были чьи-то неловкие руки, которые пытались стянуть с меня нижнее белье, а потом я снова плакала и продолжала строить свой мир под твой голос.
За год до совершеннолетия две передозировки, и бесконечное желание спрятаться или убежать. Я всегда немножко скучала по кому-то, даже когда этот кто-то был рядом. Словно про запас. Мне казалось, что я живу в наказание или просто Бог умер с моим появлением на этой Планете. С тех пор ненавижу утро. Оно напоминает мне, что у ночи бывает конец и что нужно вновь как-то справляться со своими мыслями и запирать в ящике письменного стола свою душу.
Мне было 18, когда первый раз я зашла в темную комнату и сама пыталась выбить из себя всю дурь. Хотелось вскрыть грудную клетку, словно консервную банку, вывалить все содержимое на пластиковый стол из IKEA, а потом долго и судорожно оплакивать себя. А через сорок дней успокоиться и жить дальше, ведь именно так бывает?
В 19 лет, в середине декабря, примерно около часа ночи я умерла. Моя кожа уже не воспринимает чужие прикосновения и солнечный свет. Обнаженное тело, неестественно выгнутая правая рука, белые глазные яблоки, зрачков не видно. Под ногтями частички чужого ДНК, синяки на бедрах и запястьях, на шее две четкие бордовые линии. Мне девятнадцать, мое сердце в банковской ячейке с неизвестным именем. Мой порядковый номер 13, можно выключить свет. Я теперь могу ничего не бояться, ведь меня больше нет.
P.S. И все это правда про меня