Он рвался из всех сухожилий и жил
день каждый, как будто последний из дней.
Свободой своей как никто дорожил,
что даже не сковывал мысли друзей.
Он словно бы парус всё ветер искал,
но чаще всего против ветра он плыл.
И щедро от сердца он всем раздавал
всё то, что в дороге себе находил.
Он был очень молод с душой старика.
он понял нас больше. Наверняка.
И с тенью заката он не остывал,
его за собой горизонт новый звал.
И был он для всех: и своим, и чужим.
Он пил этот воздух свободы взахлёб.
На «до» или «после» он жизнь не делил,
всё здесь и сейчас, ни капли потом чтоб.
Он жить торопился, боясь не успеть,
и каждый свой день словно строчку писал.
Он мог боль чужую перетерпеть,
чтоб кто-то о ней никогда не узнал.
Он рвался из всех сухожилий и жил
израненным сердцем, мятежной душой.
Оставив нам то, чем всегда дорожил,
он тихо ушел за жизнью другой.
Он рвался из всех сухожилий и жил
день каждый, как будто последний из дней…