Вот он, стоит передо мной, подобно Богу в Судный день:
улыбка нагловатая, в карманах руки, взгляд надменный
и говорит нелепости и шутки; слушать также лень,
как при ангине бесконечно грызть таблетки.
Вот они,вот же — эти жесты, эта мимика актера джима к [ка];
вот этот запах сладкого парфюма, табака,
глаза небесные с алмазным блеском, будто два океана...
и я лечу к нему в плечо, и обнимаю, как хрусталь: с опаскою, но рьяно,
как будто он сквозь годы прилетел издалека.
И он прижмет меня к себе, и что-то пробубнит, и непременно
мы засмеемся вместе; будто так и надо!..
и я опять прикинусь независимою переменной,
взгляд в пол. Быть может, сердце выдаст: «Господи, когда он рядом,
я не в ладах с собой, я бьюсь ударом гонга,
в рупор бы не закричать
писклявым голосом новорождённого котёнка:
«Хозяйка, я люблю его! Опять!»,
не обессудь. И всё. Пиши — пропало.»
Растаять в январе? Умею. Научу.
Читай, я ничего тебе не обещала.
Хотя, бывало. Я клялась: не напишу
ни слова о тебе. И вспоминать не стану
глухую, робкую и злую тишину,
когда ладонь из жизни ускользала;
но ты промямлил «я еще приду».
Я эту фразу с дуру в свой цитатник записала,
стереть — ни ластиком, ни водкой не могу.