Как-то в конце ноября по столичной помойке
Шел кукловод, чуть живой после долгой попойки.
Что-то искал он, похмельной терзаемый злостью,
Кучи старья вороша реквизитною тростью.
И, обнаружив искомое, сбросил парик он,
Повеселел и едва ли не «эврика» крикнул;
А отыскал он коробку с поломанной куклой
В куче листвы, припорошенной снегом и жухлой.
Прежней хозяйке, давно уже ставшей старушкой,
Верилось в рай, обретенный любимой игрушкой.
И, колыбельную спев, как прощальную мессу,
В куче листвы схоронила старушка принцессу.
Кто бы подумал, что куколку, полную шарма,
В мире постигнет такая ужасная карма:
В грязной гримерной расправился кукольник с девой,
Из королевы Бурбонов горбатого карлика сделав!...
Так в одночасье её аватаром и клоном
Стал управляемый нитями клоун;
Вместо дворца ее дом – театральный вагончик,
И называют принцессу с ухмылкой – Бурбончик.
Прячется он иногда за кулисной оградкой,
Чтобы взглянуть на прекрасного принца украдкой;
Странность такую не судят сурово коллеги
И позволяют смотреть на красавца калеке.
Нет, не спаситель принцессе артист, он палач ей:
Мечется бедный Бурбончик на гвоздике с плачем:
Он – не фигляр и не гей, и не просто бабёнка;
Только вдруг вспомнил Бурбончик улыбку ребёнка
На новогоднем спектакле театра в больнице
И осознал, на какую икону Бурбону молиться!
Видно, судьба современных Бурбонов такая:
Сбросить корону, несчастных детей развлекая,
Тело унизить, и, может, пожертвовать полом,
Чтобы явиться на сцене болваном веселым…
Непостижимы творимые Богом процессы:
Клоун Бурбончик сегодня важнее принцессы!