Все ждет, и утирая слезы,
Все думает, придет,
Не может быть, что это грезы,
Не может быть,
что так легко
Он с матерью простился.
17 минуло годков,
Почти еще совсем не брился.
И молодая мать, и русый волос,
Что сыну подарила в чуб.
А голос,а какой был голос,
В нем грусти не было ничуть.
Ах, как давно все это было,
Но помнит мать, как в поле жала,
И вдруг, как будто вся застыла
И что-то больно сердце сжало,
А в это время парень русый
Собою доты закрывает,
Не знает парень тот безусый,
Что полк в атаку поднимает.
И кое-как вернулась с поля,
Уставшая, в тот вечер мать,
А сын лежал на поле боя
И в чубе серебрилась прядь.
Но мать все ждет, и дождь идет,
и мать все ждет и вьюга воет,
А ей все кажется, придет,
Сынок ее и дверь откроет.
И мать поспешно семенит,
Платок красиво поправляет,
«сынок» - губами шевелит,
Глаза рукою вытирает.
И, распахнув, сожмется горько,
Старушка мама у дверей,
И не одна, а сколько, сколько,
Все ждут любимых сыновей.
А их сыны среди лугов,
Ромашек, пулями побитых,
Среди хлебов, среди снегов,
Лежат сыны среди убитых.
Никто не скажет больше: «мама»!
Не поцелует ей морщин,
Не видеть ей тот чуб упрямый,
В котором много так седин.
А у святых холмов, что в поле,
Ромашки, кланяясь цветут,
А матери, согнувшись в горе,
Своих мальчишек ждут и ждут.
И уж который год идет,
А мать седая сына ждет,
Опять по крыше дождь идет.
А ей все кажется
Придет.
Никто так не умеет ждать,
Как милая,
Седая мать.