Небо прячется в северной извести, будет ли живопись,
Но природа опять переходит от белого к синему,
И фасады скорее окислились, став негативами,
Чем небрежная пропись ограды не ржавая – рыжая.
Дальше цвета не вижу и в плоскости прячутся полости,
В сети ясеней, в тон восковой недоспелости,
В тени холода, в узости сиплого голоса,
Узелком на изнанке такого огромного целого.
Выворачивать угол, а не заворачивать за угол стало быть,
А внутри нежилые дворы словно княжеством жалуют.
И чужая ангина, и листья из ветоши кожаной,
Нарастая пустотами, станут осенними дрожжами,
Станут воздухом белой воды, оперяющей улицы,
На котором остывшие люди рельефно рисуются,
Отделяя от следа шаги, как от собственной привязи,
В белом мраке зимы, где встречаются разные примеси.
Где по признаку солнца узнаешь лицо непохожее,
Как не видят затмения все оборотные стороны,
Двадцать пятому кадру на ум западают прохожие,
Говорят, будто знают, но вот голоса у них сорваны,
А за ними в отсутствие слова в полёте увядшего
Вроде нового смысла виднеется белое, зрячее
Поле чистое как поле зрения вящего,
Зёрна нового воздуха, волны мороза горячего…
15.12.2002-2.1.2013