Отец, старший лейтенант, командовал ротой связи в Белостоке, и я побывал у него в гостях вместе с бабушкой в 1940 году. В 41 году, в июне, уже оформлялись документы на более длительную поездку к месту службы отца, но грянула война – и он сразу «пропал без вести».
* * *
Мне снятся фиолетовые чащи,
Мне снятся танки
черные, рычащие,
Вода в траншеях,
гильзы на песке,
Запекшаяся струйка на виске.
И вот я поднимаюсь с пистолетом,
Зажатым в кулаке моем воздетом,
И вижу,
как – во сне ли, наяву ли –
Отскакивают, сплющиваясь, пули
И кто-то, улыбаясь сквозь прицел,
Кричит:
«Сдавайся, красный офицер!»
И очередь…
И я бегу упруго
По берегу заиленного Буга,
Бегу и спотыкаюсь на бегу
И все-таки стреляю по врагу!..
Но две обоймы –
это слишком мало,-
Ревущая громадина подмяла,
Сломала, изувечила меня
Чужая, маслянистая броня.
Мы до конца стояли – по уставу,
Лицом к реке
легла моя застава.
Лицом к реке,
на гусеничный след…
В моей руке – отцовский пистолет.
По мне прошлась тяжелая броня,
Хотя убили там
и не меня.
Долго еще появлялись у нас в доме вышедшие из окружений, вернувшиеся из лагерей и с фронта люди, яко бы сослуживцы отца, и рассказывали разнообразнейшие легенды о его героической гибели, или пленении, или исчезновении во время совместного отхода на Барановичи.
* * *
И когда мой отец
Пробивался
из-под Белостока,
И когда он упал,
Не сломав роковое кольцо,
Были сосны в смоле,
Реял сокол над лесом высоко,
Отстрелялся солдат –
И в века просияло лицо.
Потому – то всегда,
В дни свершений
и горькой утраты,
С фотографий поблекших,
Из писем своих и бумаг
Он является мне
И, наверное, младшему брату
Непреклонным судьей:
Кто наследник,
Кто друг
или враг.
И зачем эти строки,
Когда отстучали винтовки,
И зачем эти счеты,
Когда миновала беда?
«Сын мой!
Слышишь меня?..
Норматив боевой подготовки
Сдал хотя бы на тройку?»
И я говорю ему:
- Да!