Люблю смотреть я на огонь, на пламя – языки,
Хоть на минуточку забыв о тяготах судьбы.
Они растут, как снежный ком, нас давят, как хотят.
И мы пищим под их стопой клубком слепых котят.
Я пушистое чудо в ладонях держал.
У меня на ладони котенок лежал.
Он дрожал и мурлыкал, и когти пускал,
Он тихонечко хныкал, о чем- то вздыхал.
Мои грубые руки ему целый мир.
В коем тени и звуки и запахов пир.
В них защита, надежда любовь и тепло.
И отцовская нежность это все для него.
А на улице снег, засыпают дворы.
Слышен звонкий и радостный смех детворы.
Я усталый шагаю с работы домой,
И белесая масса скрепит под ногой.
Наш подъезд «старый русский», облезлый, сквозняк,
Не широкий, не узкий, все не то и не так.
Обветшали перила, подвал занял Бомж.
Двери сонных квартир дерматиновых кож.
Лампа тускло светила, я шагнул в полумрак,
Словно руки просунул в потрепанный фрак.
Затхлый воздух из легких выдавил дух,
Как из рваных мехов от баяна на слух.
А у двери моей, свернувшись в клубок,
Прижимался к порогу пушистый зверек.
Этот рыжий подкидыш кричал во всю мочь.
Верно звал свою маму, только ей не помочь.
* * *
Я пушистое чудо в ладонях держал.
У меня на ладони котенок лежал.
Он дрожал и мурлыкал и когти пускал,
Он тихонечко хныкал о чем- то вздыхал.
90е