Нам обещают рай попы давно,
В него поверить что-то мудрено:
Там будут ласки женщин и вино! -
А на земле… корят! Не все ль равно?
Вино, оно и существует, чтоб
Познать его путем частейших проб.
Пьет даже оборванец из трущоб.
Пей! Все равно ложиться скоро в гроб!
Пусть думаю я часто о вине,
Как о судьбы жестокой западне, –
Не вспоминаю о вчерашнем дне:
В грехах сознаться? Это не по мне!
Себя я перестану уважать,
Когда кого-то стану ублажать.
Согласен руку друга я пожать
И тост произнесенный поддержать.
Не написать мне лучше, чем Хайям,
Хотя бываю дьявольски упрям,
И если выпью даже десять грамм,
Во мне упрямства – аж на килограмм!
Когда припоминают кутежи,
Острей такие речи, чем ножи,
Но ты клеветникам одно скажи,
Что пили все великие мужи!
Согласен быть последним из пьянчуг
И жить готов в дряхлейшей из лачуг,
Лишь только был бы рядом старый друг
И не исчез бы ненароком, вдруг!
Во всём виним мы не себя, – режим,
Когда с похмелья маемся, дрожим,
И каждый словоблудьем одержим,
Себя в России чувствуя чужим.
Но это же – Отечество, друзья!
Его ругать «по матушке» нельзя:
Мы всё же – не заморские князья
И обойдёмся, как всегда, без «я».
Произносить нас приучили «мы»
С младенчества великие умы.
Мы избежали – чур, меня! – тюрьмы
И тяжести не чувствуем чумы.
Мы – небольшой, но все же коллектив,
Хотя без всяких дальних перспектив,
Но обойдёмся мы без корректив,
Собранье это занеся в актив.