Е. Г.
И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им,
чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники
их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
Откровение Святого Иоанна Богослова, 6, 11.
Цветет судьба каким-то пустоцветом,
то вводит в заблужденье, то в обман.
Кликушествует, злобствует, при этом
за ручку водит в шоковый шалман.
Мир поделен на бритых и лохматых -
не нам на это, граждане, пинять.
Верзилы в накрахмаленных халатах
бросают манекеном на кровать.
Спеленут ты, раздавлен, обезличен.
В тебе нет боли — лишь морская соль,
что щиплет раны в пустоте больничной.
Изволишь недовольным быть — изволь.
Но лучше притвориться бестолковым,
податливым ребенком в простыне,
задвинутым в глубокие альковы,
где чья-то тень гуляет на стене.
Ты странен, друг мой, безнадежно странен,
живешь, как безотрадный пустоцвет.
Подковами железными по ранам
с оттяжкой бьет пылающий конь блед.
Кричи и плачь! Печаль твоя крылата.
За что тебе? Но тайна есть сия.
Вот центр мира — белая палата.
А коечники в ней — твоя семья.
Твоя печаль крылата... Ближе, ближе
конь номер два, и всаднику на нем
дано взять мир с земли. За право выжить
кому-то стать придется палачом.
Но вот опять конь блед, четвертый бледный
в палате появляется. Внемли!
Есть слово «смерть», и тараканом медным
оно шурша, выходит из щели.
Оставь, остынь! Не слушай, друг, не слушай!
Твоя тоска соседствует с моей.
Куда не повернешься — всюду уши
из стен торчат, из окон и дверей.
Но верю, знаю — будет знак надежды
нам подан сквозь туманы и дожди.
Господь раздаст нам белые одежды.
Ты только успокойся, подожди.
1987