«Бог сказал: возьми сына твоего, единственного
твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в
землю Мориа и там принеси его во всесожже-
ние на одной из гор.
…И простёр Авраам руку свою и взял нож, чтобы
заколоть сына своего. Но ангел господень возз-
вал к нему и сказал: «Авраам!... Не поднимай
руки своей на отрока и не делай над ним ниче-
го, ибо я теперь знаю, что боишься ты Бога».
Бытие.
Урановна же, отпустив Маргариту,
Смекнула: «У них же союз
С Быкоцким. И тайный союз, не открытый
И то утверждать я берусь.
Ну что же, мне надобно парочку эту
Поссорить и разъединить.
Марго не привлечь мне открыто к ответу,
КОМКОН не позволит «убить».
И дело не в ней, мне она не помеха.
Быкоцкого надо «убить»,
Пока он куда-нибудь в «Лес» не уехал,
И «книгой» скорей «отравить».
Вот так поразмыслив, она заспешила
К Директору. А д’Юмадон
В архиве своём марафет наводил, а
У кресла был Виссарион.
«Ах, Савва, ты прав был, – Наина сказала, –
Ошибся же Виссарион.
- В чём? – оба спросили. А в сумраке зала
Один лишь экран освещён.
- А вовсе не Лермочкин был у Рудольфа.
- А кто же? – спросил д’Юмадон.
- Пока не известно. Потерпим подольше
(Тут бледным стал Виссарион).
Но скоро узнаем, как только Амвросий
Пораненный заговорит.
Отложим дела на ближайшую осень,
Ведь дело сиё не горит.
Вернёмся же к Лермочкину Михаилу.
- Послушай, при чём же здесь он,
Когда ты сама только что говорила,
Что здесь Михаил ни при чём?
- Да, не был он там. Но зато мне известно,
Где Лермочкин ночью той был.
- Так где же он был? Это мне интересно, –
Директор с нажимом спросил.
- Он в «городе» был за таинственной дверью.
И с ним был ещё кое-кто,
Кому безусловно в сём деле я верю
И кто не соврёт ни за что.
- Так это был он в переулке злосчастном?! –
С волненьем Директор вскричал.
Наина глядела в глаза безучастно,
А он кулаком застучал:
- Теперь я всё понял! Он сопротивленье
Комиссии там оказал!
Когда же я вслух произнёс возмущенье,
То он, словно заяц, сбежал.
«Парижские тайны!» Дела не скрывают,
Коль помыслы эти чисты,
«Компотом» Директора «не поливают»,
Пред ним не разводят мосты!...
Тут, правда, с судами, одно затрудненье.
Преступник – не «вольный стрелок»,
У зама Директора он в подчиненье
И нам безотрадный итог:
Пока нас Быкоцкий письмом не попросит,
Не можем и мы начинать
Ни суд, ни расследованье. В сём вопросе
Закон нам нельзя нарушать».
Наине ж тот суд – лишь помеха. И следствий
Не хочет она допустить.
Ей надо, чтоб Миша исчез без последствий
И тихо должно это быть.
Поэтому молвила вкрадчиво Ная:
«Ах, выслушай, Савва, меня.
Уже налицо преступленье, я знаю.
Но лучше бы, тайну храня,
Придумать такие пути пресеченья
Проступков, что ты говорил,
Чтоб этот прохвост своего преступленья
Впредь больше уж не повторил.
За эти проступки накажут не судьи
И данные им палачи.
Твой Ранг позволяет не спрашивать Руди,
Ты делай своё – и молчи.
А я – помогу. – И она помахала
Пред лицами неким листком, –
Он нейтрализует не хуже нахала,
Чем грозный «палач с топором».
Заместо себя это вам оставляю, –
Она положила на стол
Листок.
- А-а! – сказал д’Юмадон, – понимаю!
До смысла теперь я дошёл.
Что ж, и наказание это, и тайна,
Согласен я с этим вполне.
Да, способ хорош этот необычайно
И он импонирует мне.
- И было б не дурно, коль впутать удастся
Быкоцкого в эти дела, –
Добавила Ная («он должен попасться!»),
Взглянула на них – и ушла.
Вязанский несказанно рад повороту.
И просит Директора он
Не просто врага отстранить от работы,
А из Управления вон
С позором отправить, – «…да с «волчьим билетом»! –
В «чистилище» на Материк,
Где б Мишу отмыли от знаний при этом –
Вот как размечтался старик.
- Оч. хор., – согласился Директор. – Сейчас я
Отправлюсь к Быкоцкому сам
И требовать буду Рудольфа участья
В сём деле и помощи нам.
И он поспешил. Только целью визита
Глубокая тайна была,
Которая не прозвучала открыто
И сказана быть не могла.
«Бог ангелу» шёл поручить порученье,
Чтоб «ангел УСПЕЛ отвести
Тот нож Авраама, что через мгновенье
В грудь мальчика должен войти».
Придя, он оставил открытыми двери
И молвил Рудольфу он так:
«Рудольф, «Клош-Персе» – это, брат, не потеря,
Здесь дело серьёзней.
- Вот как?
- Тебя и меня они внутрь не пустили.
Но ведь при свидетелях двух
Директора те сорванцы оскорбили,
А я к оскорбленьям не глух.
Но если упорно нас внутрь не пускают,
В то время, как эти, кругом,
Так подобострастно к себе приглашают,
То сходимся в мненье одном:
Они занимаются там не наукой,
А чем-то, что надо скрывать.
Не заговором ли, премиленькй штукой?
И вот что я должен сказать:
Доподлинно нынче мне стало известно,
Что Лермочкин «песни там пел».
- Однако, коль там был, то как, интересно,
Он здесь отличиться успел?
- Нет, здесь был не он. Я сейчас не об этом,
Узнаем мы это потом,
Ведь жив Ленуалло, сокровище это.
А дело здесь, видишь ли, в том,
Что в этом элитном, чистейшем Отделе,
Гордишься ты чьей чистотой,
Находят вдруг противоправные цели.
А этот Отдел – за тобой!
И значит, не можешь не знать ты о тайне
И заговор, стало быть, твой.
Но если ты даже не знал – ну, случайно! –
Придут за твоей головой:
Ты руководителем быть не достоин,
Моим заместителем быть.
Теперь понимаешь ты, дело какое?
И надо то дело закрыть:
Сегодня мы четверо все соберёмся
И с этим твоим молодцом
При помощи «шпаги» одной разберёмся,
«Прикончим» – и дело с концом.
«Велим принести его во всесожженье»,
Раз сам он затеял скандал.
Отпрянул Рудольф от такого решенья,
Слегка побледнел и сказал:
- Простите сомненье моё. Это дело,
Действительно, всё решено?
- Ну да, решено и подписано. Смело
Ты с нами иди заодно.
Признайся, в душе ты, конечно, не против:
Раз дело всплыло, то концы
Всего лучше в воду упрятывать, хоть и
Ворчать будут все молодцы.
Тем хуже для них. Не хочу, чтоб давали
Врагам против нас козырей.
И я не хочу, чтоб тебя притесняли.
Ну, что, соглашайся скорей:
Ты с нами пойдёшь.
- Я?!
- Конечно! Мы трое
Притащим к тебе наглеца,
А ты своей смелою, сильной рукою
Дела доведёшь до конца:
Вот бланк, на котором напишешь ты имя,
Но только своею рукой,
Всего и делов с наглецами такими.
- Я вашей смущён добротой.
Откуда вы только всё это узнали?
- Да это известно уж всем,
Он сам похвалялся, как мне рассказали.
И бегает он в «Клош-Персе».
- Тут надо подумать. Ведь случай серьёзный.
Сейчас я скажу, почему
Нельзя мне участье принять в одиозной
Расправе с юнцом самому.
Участье моё подозрительно очень,
На это и сделан расчёт.
И скомпрометировать, видимо, хочет
Меня тот «невидимый чёрт»
(Кивнул он на бланк). Я лицо слишком явно
Заинтересованное.
Я стал заместитель совсем ведь недавно
И действия – скованные.
И коль наказать БЕЗ МЕНЯ вы хотите
Бахвала и КЛЕВЕТНИКА –
То вы честь Отдела лишь тем защитите
И он – не запятнан никак.
И раз КЛЕВЕТА слух про заговор подлый,
То заговора ПРОСТО НЕТ
И от подозрений наследник свободный –
Вот первый по делу ответ.
Но коль в вашем деле участье прямое
И я вместе с вами приму,
То дело получится прямо другое,
Врежу я себе самому.
Участье моё даст врагу основанье
Наследника подозревать,
Что знал он про тайное это деянье,
Стремился его покрывать.
Сейчас же, когда это «дело открылось»,
Желая концы обрубить,
Стремлюсь я, используя вышнюю милость,
Свидетеля тайно убить –
И я становлюсь виноват автоматом.
Во всяком случае, даю
Я против себя козырей супостатам.
Согласны принять мысль мою?
- Рудольф, чёрт возьми, златоуст ты, однако.
Но ты-то доволен, что мы
Избавим тебя от напасти двоякой
И дело не выйдет из тьмы?
- Всё, что вы ни делаете – всё во благо.
А мне же ПОЛЕЗНЕЙ не быть
Там, где соберётся такая ватага,
В другом проявлю свою прыть.
- Ну ладно, иди «проявляй». Только в полночь
Закончим мы эти дела».
Рудольф же, с такой информацией полной,
Которую встреча дала,
Успел подготовиться, чтоб Михаила
От «гибели» верной спасти,
Которую тайная, чёрная сила
Расставила им на пути.
А Лермочкин Миша, не подозревавший,
Как весь горизонт почернел
Вокруг двух друзей, с переулка удравших,
Спокойно собрался в Отдел.
Но «плащ» он не может найти: против правил
Нельзя в Управленье идти.
Идя в «Клош-Персе», он ведь «плащ» свой оставил,
Чтоб не засветиться в пути.
Но тут от Вязанского входит посыльный
И свёрнутый «плащ» подаёт:
«Ваш «плащ»? Интерес у Максимыча сильный,
Покоя ваш цвет не даёт.
Пари заключил он по вашему цвету
И выиграл это пари.
Теперь возвращает вещицу вам эту
С расцветкой вечерней зари».
Слегка удивлённый событием этим,
Свой «плащ» пристегнул Михаил,
Вертясь перед зеркалом в матовом свете,
Гозанова тихо спросил:
– Ну как; ты решил, где ты вечером будешь,
Где ночью тебя я найду?
(Интересоваться советовал Руди)
- Не знаю.
- Ну ладно, пойду».
«Ну что за зануда, – подумал Гозанов. –
Всегда ему надобно знать,
Где буду я вечером иль спозаранок.
Один я хочу погулять!»
А в холле Отдела Европы могучий
Вязанский кругами ходил,
Во взоре крутилися мрачные тучи.
Спросил: «Это вы, Михаил?»
Ему Михаил поклонился с почтеньем
И тихо ответствовал: «Да.
- Сейчас покидаете вы Управленье?
Вернётесь обратно когда?
- Нет, надо зайти мне в Отдел. Вы хотите
Мне что-то сейчас поручить?
- Нет, нет, не сейчас. Вы в Отдел свой идите,
Но надо мне поговорить
Между девятью (великан торопился)
И между… ну, так… десятью».
И Лермочкин снова ему поклонился:
«Ну что ж, я прибуду. Адью».
В Отделе же встретили насторожённо.
Знакомая нам СНС
Ему предложила, сказав напряжённо
Про свой основной интерес:
«Ну что же, присядем, дружочек мой милый,
Да поговорим, что с тобой
За это прелестное времячко было.
- И что же здесь было со мной?
- Не ёрничай. Ты понапрасну храбришься.
Я ж вижу, что ты побледнел,
А значит, ты смутно чего-то боишься
За всё положение дел.
- О, господи! В чём разговора причина?
Не знаю я ведь ни рожна!
- О чём говорила с тобою Наина?
- Наина? А разве она
Хотела со мной говорить?
- Что ж, вы с нею
Не виделись?
- Нет, не звала,
А мне самому ни к чему свою шею
Засовывать в ихни дела.
- А что же, с Директором ты не видался?
- С самим? Ну конечно же, нет.
Надеюсь, что Савва и не догадался,
Кто дал в «Клош-Персе» им ответ.
- С Рудольфом ты виделся?
- Нет.
- А с зам зама?
- Да, только что, в холле у нас.
Какое-то дело поручит мне сам он,
Но только примерно чрез час.
Просил он прийти к нему тем коридором.
- Хм… Странно как всё началось.
И ты не слыхал никаких разговоров?
- Да что в Управленье стряслось?
- А то здесь стряслося, мальчишка несчастный,
Что ты за сегодняшний день
Повиснул над пропастью, бездной ужасной,
Таится где смертная тень!
- Но что же за повод «подвесил мальчишку»?
Ужель переулок виной?
Помоему, высылка – это уж слишком
Сурово за случай такой.
-Ах, слушай же. Ночью прошедшей хотели
Быкоцкого арестовать.
Но Жилин Роман оказался на деле,
Заняв ту Рудольфа кровать.
Охранник тревогу поднял. Ленуалло
«Заставил его замолчать».
А Жилин же, не испугавшись ни мало,
Решился сраженье принять.
Убив двух солдат, он Амвросия ранил
И освободив себе путь,
Роман, без царапин, ушёл с «поля брани»,
Неузнанный даже ничуть.
Заметили только одежду Романа –
«Малиновый плащ» этот твой,
В каком в Управлении ты постоянно,
Он выдал тебя с головой.
- Так вот оно что! Ну, теперь мне понятно:
Прикрыться он мной захотел!
- Кто это?
- Вязанский. Вот тип неприятный,
Использовать «плащ» мой посмел!
Я «плащ» обыскался – и вдруг мне приносит
Посыльный мой «плащ» от него
И вежливо так извинения просит
За то, что забрали его.
- Ах, вот как! И этот твой «плащ» пресловутый,
На чём обманулась я раз,
Дал повод тебя заподозрить в минуты,
Когда здесь и не было нас.
И утром сегодня тебя собирались
Немедленно арестовать
За смерть двух солдат. Так же намеревались
Судить, чтобы «смерти предать».
Ведь ты ж не сказал бы, где был в те мгновенья,
Когда убивали солдат?
- Конечно! Поставить вас под подозренье
Немыслимо! Я виноват!
И что же? Каким же манером напасти
Меня миновали? Весь день
Прожил я спокойно. Иль новые страсти
Меня отодвинули в тень?
- Пошла я к Наине. И честно сказала,
Где был ты, что делал в ту ночь.
За алиби это Наина признала
И, видно, сумела помочь.
- Ты, значит, спасла меня?...
В это мгновенье
Раздался пронзительный свист –
Не свист, а точнее сказать – свиристенье. –
И к ним сквозь окно мятый лист
Бумаги с обуглившимися краями,
Где слабый курился дымок,
Проник и упал к их ногам. С чудесами
Попал к ним бумажный комок.
На свист этот, вздрогнув, Марго оглянулась –
Что это ещё за дела? –
Увидев дымящий комочек, нагнулась,
Расправив, записку прочла.
- Несчастный! – вскричала она, подавая
Записку. Листочек же тлел,
Покуда записку держал он, читая,
Но край уж её заалел.
И только закончил читать он посланье,
Как вспыхнул листочек огнём.
Волшебное произошло возгоранье –
И след уничтожился в нём.
И предупреждение было в бумаге:
«Не надо идти в коридор.
Там Лермочкина ждут три «длинные шпаги»,
Заканчивайте разговор
И Лермочкин пусть, не теряя минуты,
Бежит через это окно,
Чтоб с Жилиным соединиться. Ему-то
Уже наставленье дано».
- Кто б мог написать?
-То Быкоцкого почерк.
И если так сделал он сам,
То здесь положенье опасное очень,
Раз он прибегал к чудесам.
Беги же.
- Но… Здесь высоко. Я б разбился.
- Ах боже, дай разума искр!
Ты что, левитации не научился?
Иль может быть ты не магистр?
- Ох, да. С перепугу забыл я об этом.
- Беги же, они уже ждут
И скоро иссякнет терпение это,
В запасе лишь пара ми нут».
И только, «как Зекс», слевитировал Миша,
То сразу, уже за окном,
Он нетерпеливый стук в двери услышал
И это стучал д’Юмадон.
Когда дверь открылась, «три длинные шпаги»,
А с ними и сам д’Юмадон,
Державший листочек какой-то бумаги,
Вошёл, как кабан разъярён.
И он напряжённо вокруг оглянулся.
«Что, Савва, вы ищете здесь? –
Спросила Марго.
- Я ищу… – он запнулся. –
Э, дьявол! Да где же он есть?
- Но кто?
- Чёрт возьми, я ищу… Михаила,
Бишь Лермочкина. Где же он?
- Ушёл.
- Как?! Куда?! Ты ж мне двери открыла! –
Картинно взревел д’Юмадон.
-Он вышел не в дверь, а в окно, – отвечает
Смиренно ему СНС.
Тогда д’Юмадон облегчённо вздыхает,
Хоть громы он мечет с небес
Для публики. Трое свидетелей молча
Прослушали этот спектакль,
И лишь у Вязанского нет больше мочи –
Вот разочарован был как.
И утром с спокойною совестью Савва
Наине вернул этот бланк:
«Увы, не понадобился нам там саван
И «чек» положите в свой «банк».
А там, под окном уже ждал Михаила
Быкоцкого бот именной,
По штату положенный заму, с водилой.
И с глаз они скрылись долой.
На боте Быкоцкого, «по серпантину»,
Они устремилися в «Лес».
Начальственный бот без досмотра в «Машину
Посадки», без звука залез.
И вот в той стране, где, как позже узнаем,
И Жилин объявится в срок,
Родился Коперником он Николаем –
Учёный и «вольный стрелок».
Директор меж тем пребывал в настроенье
Хорошем: ведь то, что Рудольф
Помог Михаилу сбежать с Управленья,
Сняло с его совести боль.
И не разозлило, а развеселило
Его приключение то.
Он в сердце успеха желал Михаилу,
Но это не ведал никто.
И если той ночью он ждал в коридоре
Со всеми, то только затем,
Чтобы ситуацию из-под контроля
Не выпустить, а между тем
Создать у Наины иллюзию полной
Послушности планам её,
Чтоб не всколыхнуть недоверия волны
В аспидной душе у неё.
Но верил Рудольфу, его упреждая,
Что он Михаила спасёт
И «руку, что нож занесла, ожидая,
От юной груди отведёт».
Наутро пришлося Марго осторожной
Весь день начеку пребывать,
Живя в состоянии очень тревожном,
Атак неожиданных ждать.
Но о происшествии с ней, о вчерашнем,
Никто и не заговорил.
И день хоть прошёл в напряжении страшном,
Но страх постепенно остыл.
Привычно опять распорядок катился.
Был Жилин Роман упреждён
И в месте надёжном у Руди укрылся
До лучших и нужных времён.
Андрюхин опять убыл в командировку.
Директор грустить перестал
И «выздоровел» от того, что так ловко
Наину он переиграл.
И всё своё время с Быкоцким проводит.
Марго Михаилу всё шлёт
Нуль-связью одни СМС-ки. И вроде
Наина спокойно живёт.
И только один человек не спокойно
Во всём Управлении жил.
И не развлекут «муравьиные войны»,
В чём дока «Орест» этот был.
Он чувствовал очень себя одиноким
И выбитым из колеи
(В которой уютно жилося там многим),
Считая «убытки» свои.
Когда поутру Михаил не вернулся,
Гозанов в Отдел позвонил,
Дежурному вежливо он улыбнулся
И Лермочкина попросил.
Дежурный ответил, что «не обнаружен»,
Хоть мимо и не проходил.
Гозанов прождал целый день, а под ужин
Он в тот переулок сходил.
Но окна пусты ихних лабораторий.
«Куда ж «подзащитный» исчез? –
Спросил тут Гозанов у дырки в заборе, –
Неужто сбежал ночью в «Лес»?
Зачем? («Почему?» – не подумал Гозанов).
Неужто тайком от меня
Свои захотел воплотить в жизни планы,
Секреты от друга храня?»
Конечно же, замом в серьёзном Отделе
Маргакова быть хорошо,
Там дело серьёзное двигать хотели
И значит, успех бы пришёл.
Но раз твой Отдел, значит вкалывать надо
В Отделе своём самому
И если случится за труд там награда,
Не вся она только ему.
И хоть интересны в Отделе задачи,
Но все они зело трудны
И редки уж больно в работе удачи,
А будни – уж больно нудны.
Поэтому всё это не возмещало
«Совместных работ» в «Клош-Персе»,
Где только приятное лишь обещало
Вино в Сиракузской красе.
Сиди, да потягивай лишь из бокала,
Да не забывай заглянуть
В трубы окуляр. А за стенкой пахала
Бригада, не зная ничуть,
Что все их труды под надзором у «друга»,
До точки и до запятой.
И не заподозрит Марго, их подруга,
Что делал за стенкою той
Гозанов, когда они дружно пахали.
А он не спеша заносил
В компьютер, что те наблюденья давали,
Да что-то в КОМКОН доносил.
Что Лермочкин в «Лес» убежал, догадалась,
Конечно, Наина тотчас,
Когда д’Юмадон, как ни в чём ни бывало,
Придя рано утром как раз,
Вернул этот бланк, как простую бумажку.
Наина же завтракала.
Допив с шоколадом горячую чашку,
Решенье своё приняла:
Послала записочку с распоряженьем,
Дежурный чтоб на проходной
Отслеживал тщательнее возвращенье
Из «Леса» персоны одной.
Персоны приметы она сообщила,
Особо – «малиновый плащ»,
Что был, как описывал я уж сначала,
«Заметен, красив и блестящ».
«…Зовут его Лермочкин. При возвращенье
Немедленно арестовать,
Поскольку допущено им нарушенье:
Без визы нельзя посещать
Наш «Лес»: мало ль что с ним там может случиться?
Приказ всем положено чтить.
А чтоб от ареста не смог уклониться,
Немедленно мне доложить».
Так обезопасив себя от нежданной
С ним встречи, Наина идёт
К тому, с кем контачит она постоянно
И редкую «книгу» берёт
(Как помните, «О соколиной охоте»
Назвал её хитрый Дюма).
И вот приступила к опасной работе –
«Отраву» готовит сама.
Когда ж эту «книгу» она «отравила»,
То Виссариона она
Ту «книгу» Рудольфу отдать попросила:
Она же ему так нужна!
Но «волею случая» (а постарался
Тот «случай» создать д’Юмадон)
«Отравленный» труд на столе оказался
Директора Саввы. И он,
Его изучив, сам же и «отравился»:
Закладочки он прочитал,
В которые «яд» «книжный» тот превратился, –
И перенастраивать стал
Рукою своей генераторы Центра
По данным закладочек тех.
Он пользы не ждал от трудов на полцента,
И знал, что не ждёт здесь успех.
И точно: в Европе болезни взыграли
И ряд эпидемий прошёл,
Косила чума, города вымирали –
Причину ж он знал хорошо.
Вину ж за последствия перенастройки
Он сам на себя возложил,
Как повод к отставке и путь к перестройке,
Которую сделать спешил.
По плану Рудольфа Наследником сделать
Директор на Небе хотел,
«Поскольку здоровье ухудшилось зело» –
Сказал. И для всех – «заболел».