В восьмидесятом, в феврале, под вечер,
Мне, только разрешив взлетать,
Вдруг, дал команду с КДП диспетчер:
«Заходит с юга «вертикальный», ждать!»
И, укротив табун гнедых в моторе,
Я наблюдал, как, заложив вираж,
Шел на посадку Ми-восьмой, который
Пересекает пограничный Пяндж.
Его пилот просил: «Врача, машину!»
Что это значит, знал тогда любой.
Аэродром, всего наполовину
Был мирным - пересек черту, и в бой!
Нас не пустили близко к вертолету,
Хоть для носилок не хватало рук.
Пока уазик доставлял санроту,
Я словно слышал тот тревожный звук.
И видел факел – падал «буревестник»,
А говорил, что пуля не берет,
Тот капитан, еще вчера – ровесник,
Который знал один лишь тост: «Вперед!»
Мы отмечали Армии рожденье,
Когда их прибыл вертолетный полк,
Я рядом мирно сыпал удобрения,
Он – исполнял интернациональный долг.
Еще он пел тогда «бесаме мучо»
И про сапог, что одиноким был,
И твердо верил, что нас свел не случай:
«Мала планета»,- повторять любил.
Он был не прав: планета, как планета,
Она летит среди мерцания звезд.
И вместе с ней – одна шестая света,
Вот только путь ее, увы, не прост.
Как сейчас, я помню тот далекий вечер:
Предолимпийский шел в Москве разброд,
На всю страну вещал один «диспетчер»,
Двадцать восьмой шел капитану год.
Его «восьмерка» не пришла на базу,
Сосед – афганец, тоже был, - не прост,
А у России не хватило сразу
На все могилы алых, скорбных звезд...
1993